Во время прогулки Керн прикидывал, не хочет ли служитель подложить ему свинью. Оба терпеть не могли друг друга. Потом, придя в портновскую, он почти беззвучным шепотом обсудил этот вопрос с вором, крупным специалистом по тюремным делам.
— Попроситься в уборную можно всегда, — заявил вор. — Это твое человеческое право. Уж тут он к тебе никак придраться не сможет. Одни выходят чаще, другие реже, — все дело в природе. Ну а там уж держи ухо востро.
— Хорошо. Посмотрим, чего ему надо. Во всяком случае — хоть какое-то развлечение.
Керн сделал вид, будто мается животом, и служитель вывел его. Он привел его к уборной и оглянулся.
— Сигарету хочешь? — спросил он.
Арестантам запрещалось курить. Керн рассмеялся:
— Так вот оно что! Нет, дорогой, на этом меня не поймаешь!
— Да заткнись ты! Думаешь, копаю под тебя? Штайнера знаешь?
Керн изумленно уставился на него.
— Нет, не знаю, — сказал он через секунду, заподозрив подвох против Штайнера.
— Так, значит, не знаешь Штайнера?
— Не знаю.
— Ладно, тогда слушай. Штайнер велел передать тебе, что Рут в безопасности. Можешь не беспокоиться за нее. Когда выйдешь на волю, попроси, чтобы тебя выслали в Чехословакию, и сразу же вернись обратно. Теперь ты знаешь его?
Вдруг Керн почувствовал озноб.
— Дать сигарету? — спросил служитель.
Керн кивнул. Тот достал пачку «Мемфис» и картонку со спичками.
— На, возьми! От Штайнера. Но если попадешься, помни — я тебе ничего не давал. А сейчас войди в уборную и покури. Дым выпускай в окошко. Я посторожу.
Керн достал сигарету, разломил ее надвое и закурил половинку. Он курил медленно, глубоко затягиваясь. Рут в безопасности. Штайнер следит за ним. Он смотрел на грязную стену с похабными рисунками, и ему казалось, что эта тюремная уборная — самое прекрасное место на свете.
— Почему же ты мне не сказал, что знаешь Штайнера? — спросил служитель, когда он вышел.
— Возьми сигарету, — сказал Керн.
Служитель отрицательно покачал головой:
— Об этом и речи быть не может!
— А ты-то откуда его знаешь? — спросил Керн.
— Однажды он вызволил меня из беды. Из большой беды. А теперь пошли!
Они вернулись в мастерскую. Профессор и вор посмотрели на Керна. Он кивнул и сел на свое место.
— В порядке? — беззвучно спросил профессор.
Керн снова кивнул.
— Тогда продолжаем, — прошептал профессор в свою рыжую бороду. — Aller[72]. Неправильный глагол. «Je vais, tu vas, il…»[73]
— Нет, — возразил Керн. — Возьмем сегодня другой глагол. Как по-французски «любить»?
— Любить? «Aimer». Но это правильный глагол.
— Вот именно поэтому, — сказал Керн.
* * *Профессора выпустили через месяц. Вора — через полтора. Растратчика — через несколько дней после вора. В последние дни растратчик пытался склонить Керна к гомосексуализму, но Керн был достаточно сильным, чтобы не подпускать его к себе. Однажды он нокаутировал его коротким прямым хуком — уроки бокса не пропали даром. После этого растратчик унялся.
Несколько суток Керн провел в одиночестве. Потом в камеру привели двух новых заключенных. Он сразу понял, что это эмигранты. Старший молчал. Младшему было лет тридцать. На обоих были поношенные, но тщательно вычищенные и отутюженные костюмы. Едва войдя в камеру, старший лег на койку.
— Откуда вы? — спросил Керн младшего.
— Из Италии.
— Как там?
— Раньше было хорошо. Я прожил там целых два года. Теперь все кончилось. Везде строжайший контроль.
— Два года! — сказал Керн. — Это что-нибудь да значит!
— Да, а тут меня схватили на восьмой день. Неужели со всеми так?
— За последние полгода здесь стало намного хуже.
Новичок подпер голову руками.
— Везде стало хуже. И то ли еще будет?.. А как в Чехословакии?
— И там скверно. Слишком много народу понаехало. Вы были в Швейцарии?
— Швейцария слишком мала. Только приедешь, и уже ты у всех на виду. — Мужчина неподвижно смотрел перед собой. — И почему я не подался во Францию?
— Вы говорите по-французски?
— Конечно, говорю. — Он провел рукой по волосам.
— Хотите, поговорим немного по-французски? — предложил Керн. — Я только-только немного научился этому языку и не хочу ничего забыть.
Мужчина удивленно взглянул на него.
— Разговаривать по-французски? — Он сухо рассмеялся. — Нет, этого, извините, не могу! Тебя бросили в тюрьму, а ты веди светские беседы на французском языке! Абсурд какой-то! У вас какие-то странные идеи!
— Вовсе нет. Просто я поневоле веду довольно странный образ жизни.
Керн подождал еще немного, надеясь, что тот уступит. Потом забрался на койку и принялся повторять неправильные глаголы. Наконец он уснул.
* * *Он проснулся оттого, что кто-то тряс его. То был мужчина, не желавший говорить с ним по-французски.
— Помогите! — прохрипел он. — Скорее! Он повесился!
Заспанный Керн привстал на постели. В бледно-сером свете раннего утра в проеме окна висела темная фигура с опущенной головой. Он вскочил с койки.
— Нож! Быстро!
— Нет у меня ножа. А у вас?
— Проклятие, тоже нет! Отняли! Я приподниму его, а вы выньте голову из петли!
Керн встал на койку и попытался приподнять тело. Оно было тяжелым, как мир. Куда тяжелее, чем выглядело. Одежда самоубийцы тоже была холодна и мертва, как и он сам. Керн напряг все силы и приподнял висевшего.
— Скорее! — сказал он, задыхаясь. — Расслабьте ремень. Долго мне его не продержать…
— Сейчас…
Другой забрался на койку и начал возиться с ремнем.
Вдруг он опустил руки и пошатнулся. Его стошнило.
— Вот свинство! — крикнул Керн. — Неужели это все, что вы можете? Снимите с шеи ремень! Живо!
— Я не могу смотреть… Глаза! Язык!..
— Тогда держите его вы! Я сам сниму ремень!
Он передал другому грузное тело и выпрямился. Зрелище было и вправду страшное. Отекшее бледное лицо, выпученные, словно лопнувшие глаза, толстый черный язык. Керн попытался просунуть пальцы под тонкий ремень, глубоко врезавшийся во вздувшуюся шею.
— Выше! — скомандовал он. — Поднимите его выше!
В ответ послышался какой-то гортанный звук — того снова вырвало, и он отпустил тело. От рывка у самоубийцы еще больше выкатились язык и глаза; казалось, покойник издевается над беспомощностью живых.
— Проклятие! — Керн мучительно думал, как бы привести в чувство своего горе-помощника. Вдруг, словно вспышка молнии, в памяти возникла сцена, разыгравшаяся между студентом-блондином и тюремным служителем.
— Если ты, жалкая тварь, сейчас же не возьмешься за дело, — заорал он, — я тебе все кишки выдавлю! Живо, сволочь трусливая!
Одновременно он ударил его ногой и почувствовал, что попал куда надо. Он снова ударил его изо всех сил.
— Череп расшибу! — рявкнул он. — Поднимай сейчас же!
Мужчина молча приподнял повесившегося.
— Выше! — орал Керн. — Выше, мразь вонючая!
Тот поднял самоубийцу еще чуть
