— Так я и думала! — Лило восхищенно оглядела его и подала ему винтовку.
Полицейский взял оружие, тщательно прицелился и выстрелил. Двенадцать. Он удовлетворенно посмотрел на Лило. Та улыбнулась и снова зарядила винтовку. Полицейский выбил пятьдесят восемь очков.
Лило просто сияла от восторга.
— Много лет мы не видели такого стрелка, — заявила она. — Если кому-нибудь действительно нечего бояться, так это вашей жене!
— У меня еще нет жены.
Она посмотрела на него в упор:
— Видно, только потому, что вы не желаете вступить в брак.
Он ухмыльнулся. Его друзья окончательно расшумелись. Лило пошла за фруктовой корзиной для полицейского. Он ее честно выиграл. Полицейский разгладил усы и неожиданно посмотрел на Керна холодными маленькими глазками:
— А с вами я разберусь! Как-нибудь приду сюда еще раз. Но уже в форме!
Затем, снова ухмыльнувшись, взял корзину и пошел со своими друзьями дальше.
— Он вас узнал? — быстро спросила Лило.
— Не знаю. Кажется, не узнал. Я его никогда не видел. Но может, он меня…
— Пока что уходите. Лучше, чтобы он больше не видел вас. Скажите обо всем Штайнеру.
В этот день полицейский не появился снова. Но Керн решил уехать вечером.
— Надо смываться, — сказал он Штайнеру. — Иначе быть беде. Предчувствие у меня такое. Я здесь уже два дня и, по-моему, набрался сил. Как ты считаешь?
Штайнер кивнул:
— Уезжай, малыш. Через несколько недель двинусь и я. С моим паспортом лучше жить где угодно, но только не в Австрии. Положение здесь явно обостряется. В последние дни мне рассказали кое о чем. Пойдем-ка с тобой к Потцлоху.
Потеря серебряной корзины вызвала неимоверную ярость директора.
— Уплыли вещи общей стоимостью в тридцать шиллингов, молодой человек! Вы тут устроили форменную оптовую распродажу, — гремел он. — Этак я окончательно разорюсь!
— Но он же уходит от вас, — сказал Штайнер в объяснил директору, как развертывались события. — То была вынужденная самооборона в чистом виде, — заключил он. — Ваша фамильная драгоценность была так или иначе обречена.
Потцлох снова содрогнулся. Но тут же лицо его прояснилось.
— Ну, если она все равно была обречена, тогда — другое дело! — Он уплатил Керну гонорар и затем подвел его к тиру. — Молодой человек, — сказал он, — а теперь вы узнаете, кто такой Леопольд Потцлох, последний из друзей человечества. Выберите себе что-нибудь из этих вещей! На память! Точнее говоря, для последующей продажи! Порядочный человек никогда не хранит сувениры. Они только отравляют жизнь. Все равно вам придется чем-нибудь торговать, не так ли? Вот и выбирайте! На свое усмотрение…
Он исчез в направлении «Панорамы всемирных сенсаций».
— Не отказывайся, — сказал Штайнер. — Барахло всегда можно загнать. Возьми небольшие, легкие вещи. И не мешкай, а то он еще передумает.
Но Потцлох не передумал. Напротив, в дополнение к пепельницам, гребешкам и игральным костям, взятым Керном, он дал ему еще трех обнаженных богинь из поддельной бронзы.
— Для маленьких городов лучшего товара и не придумать! — пояснил он и, разразившись ироническим хохотком, поймал на лету пенсне. — Провинциалам, знаете ли, свойственно этакое смутное, тягучее томление по женской красоте. Правда, я имею в виду те городишки, где нет борделей… А теперь, Керн, с Богом! Спешу на конференцию протеста против высоких налогов на развлечения. Налоги на развлечения! Как это типично для нашего века!.. Вместо того чтобы премии нам давать!..
Керн упаковал свой чемодан и сел ужинать с Лило и Штайнером.
— Печалься, малыш, горюй! — сказал Штайнер. — Это твое право. Древнегреческие герои плакали куда больше, чем современные сентиментальные дуры. Греки знали, что горе подавлять не следует. А наш идеал — неколебимая отвага мраморной статуи. Ни к чему это! Погорюй как следует и скорее избавишься от тоски.
— Иной раз печаль — высшее счастье, — спокойно проговорила Лило, подавая Керну тарелку борща со сметаной.
Штайнер улыбнулся и погладил ее голову.
— А для тебя, — обратился он к Керну, — пусть пока что высшим счастьем остается хороший обед. Это старая солдатская мудрость. А ведь ты — солдат, не забывай об этом. Ты — патруль. Часовой, высланный гражданами мира в дозор. На самолете можно за день перелететь десяток таможенных границ. И каждая из них посягает на другую, и все они вооружаются до зубов железом и порохом. Но так будет не всегда. Ты, Людвиг, один из лучших европейцев — не забывай этого. Гордись этим!
Керн улыбнулся:
— Все это хорошо, и я, конечно, очень горд. Но что же я буду делать сегодня вечером, когда останусь один.
Он уехал ночью, купив билет четвертого класса в самом дешевом поезде. Поезд шел по боковым веткам и в конце концов прибыл в Инсбрук. Отсюда Керн пошел пешком, надеясь, что кто-нибудь подбросит его на машине. Но машины не попадались. Вечером, зайдя в придорожный трактир, он съел порцию жареного картофеля. Это было сытно и дешево. На ночь забрался в стог сена, применив способ, усвоенный от вора, соседа по тюремной камере. Он действительно отлично выспался. На следующее утро его подвезли на машине до Ландека. Владелец автомобиля купил у него за пять шиллингов одну из богинь директора Потцлоха. Вечером пошел дождь. Керн остановился в небольшом заезжем дворе и сыграл в тарок с двумя лесорубами. Он проиграл три шиллинга. Это так огорчило его, что до полуночи он не мог заснуть. Потом он расстроился еще больше, подумав, что уплатил целых два шиллинга за ночлег, а ему все не спится; но в конце концов сон сморил его. Утром он пошел дальше и вскоре остановил машину. Однако водитель роскошного автомобиля — «аустродаймлера» стоимостью в пятнадцать тысяч шиллингов — потребовал с него пять шиллингов за проезд. Керн отказался. Потом он проехал несколько километров на телеге какого-то крестьянина. Тот дал ему большой кусок хлеба с маслом. Ночью Керн опять забрался в стог сена. Шел дождь, и он долго прислушивался к его монотонному шуму, вдыхая пряный и возбуждающий аромат мокрого преющего сена. На другой день, изнемогая от усталости, он взошел на Арльбергский перевал и преодолел его. Не успев перевести дух, он неожиданно набрел на жандарма-самокатчика. Тот задержал его. Пришлось пройти с ним обратно до Сант-Антона, где его заперли на ночь. Керн не спал ни минуты — все боялся, как бы они не выведали о его высылке из Вены и не вернули туда для нового предания суду. Но жандармы поверили, что он намерен перейти границу, и утром отпустили его. Теперь он отправил чемодан багажом до Фельдкирха, решив, что с чемоданом в руках снова привлечет внимание жандарма. Через
