— Идем! Скорее идем! — Она затащила его в квартиру.
Они сидели в гостиной семейства Нойман. Впервые после долгого перерыва Керн оказался в квартире. Комната была обставлена в буржуазном стиле: солидная мебель из красного дерева, современный персидский ковер, два кресла в чехлах из репса и несколько ламп с пестрыми шелковыми абажурами. Но Керну все это показалось каким-то волшебным видением мирной жизни и островком безопасности.
— Когда кончился срок твоего паспорта? — спросил он.
— Семь недель назад.
Рут достала из буфета две рюмки и бутылку.
— Ты пробовала его продлить?
— Да. Приехав в Цюрих, пошла в консульство. Но мне отказали. Собственно, я другого и не ожидала.
— Правильно. Ожидать было нечего. Хотя я почему-то всегда надеялся на чудо. Ведь мы — враги государства. Опасные враги! И это, пожалуй, дает нам основание чувствовать себя важными персонами. Ты не находишь?
— Мне все равно, — сказала Рут и поставила рюмки и бутылку на стол. — Теперь у меня нет никаких преимуществ перед тобой, а в этом что-то есть.
Керн рассмеялся и обнял ее.
— Что это такое? Коньяк? — спросил он, показывая на бутылку.
— Да. Лучший коньяк семейства Нойман. Я хочу выпить с тобой — ведь мы снова вместе. Знал бы ты, как мне было страшно без тебя. Как страшно было знать, что ты в тюрьме. Эти мерзавцы избили тебя! И виновата во всем я!
Рут с улыбкой посмотрела на него, но Керн видел, что она взволнована. Голос ее звучал почти гневно, и, когда она наливала рюмки, ее рука дрожала.
— Это было страшно! — повторила она и подала ему рюмку. — Но теперь ты опять со мной.
Они чокнулись.
— Ничего страшного не было, — сказал он. — Правда ничего!
Рут выпила рюмку залпом и поставила на стол. Потом, притянув к себе голову Керна, поцеловала его.
— Теперь я тебя больше не отпущу, — пробормотала она. — Никогда!
Керн смущенно поглядел на нее. Такой он ее еще ни разу не видел. Рут совершенно преобразилась. Какой-то барьер отчужденности, порой неясно обозначавшийся между ними, исчез. Теперь Рут словно вся раскрылась, и впервые он почувствовал, что она принадлежит ему. Раньше он в этом не был уверен.
— Рут! — сказал он. — Вот если бы потолок раскололся надвое и прибыл самолет! Мы улетели бы с тобой на далекий остров, где пальмы и кораллы, где никто не знает, что такое паспорт или вид на жительство!
Она снова поцеловала его.
— Боюсь, и там все это уже известно. Среди пальм и кораллов наверняка имеются укрепления, и пушки, и военные корабли, и напряжение еще больше, чем в Цюрихе.
— Да, безусловно! Выпьем еще по рюмке. — Керн взял бутылку и налил себе и ей. — Но и в Цюрихе стало небезопасно. Долго тут прятаться нельзя.
— Тогда давай уедем!
Он оглядел гостиную, парчовые портьеры, кресла и желтые шелковые абажуры.
— Рут, — сказал он, — уехать с тобой — это, конечно, чудесно. Ни о чем большем я и не мечтаю. Но знай, что тогда всего этого не будет, — он обвел рукой салон. — Будут только дороги и сеновалы. Будут убогие комнатки в дешевых пансионах. Будет страх перед полицией. И это еще счастье, потому что ведь может быть и тюрьма.
— Все знаю. Мне это не важно, и ты за меня не тревожься. Так или иначе, я должна отсюда уехать. Больше оставаться нельзя. Мои хозяева смертельно боятся полиции — ведь я там не заявлена. Они будут только рады, если я уберусь. Есть у меня еще немного денег. Кроме того, буду помогать тебе торговать. Расходы на меня невелики, и вообще, кажется, я достаточно практична.
— Значит, у тебя остались кое-какие деньги и ты намерена помогать мне в торговле!.. Довольно! Еще слово, и я разревусь, как старая баба… Вещей у тебя много?
— Нет, немного. Все ненужное оставлю здесь.
— Ладно. А как быть с книгами? Особенно с толстыми учебниками по химии? Их ты тоже временно оставишь здесь?
— Книги я продала. Последовала совету, который ты дал мне еще в Праге: не брать с собой ничего из прежней жизни. Ничего! И не оглядываться — от этого только устаешь и теряешь силы. Книги принесли нам несчастье, и я их продала. К тому же они слишком тяжелы…
Керн улыбнулся:
— А ведь верно — ты практична, Рут! Я думаю, для начала мы направимся в Люцерн. Это мне посоветовал Георг Биндер, большой специалист по Швейцарии. В Люцерне множество иностранцев, поэтому там можно оставаться незаметным, да и полиция, говорят, не слишком лютует. Когда двинемся в путь?
— Послезавтра утром. А пока можно пожить здесь.
— Хорошо. Впрочем, у меня есть место для ночлега. Только до двенадцати я должен быть в кафе «Грайф».
— Ни в какое кафе «Грайф» ты не пойдешь, Людвиг! Останешься здесь! До послезавтра мы вообще не выйдем на улицу! Иначе я умру от страха!
— А разве это возможно? Разве тут нет горничной или еще кого-нибудь, кто мог бы нас выдать?
— Горничную отпустили до понедельника. Она приедет поездом в одиннадцать сорок. Остальные вернутся к трем часам дня. А до тех пор хозяева — мы!
— О великий Боже! — сказал Керн. — Значит, мы можем распоряжаться этой квартирой почти двое суток?
— Именно так.
— И можем жить в ней, как будто она целиком принадлежит нам, — с этой гостиной, со спальней, и столовой, и белоснежной скатертью, и фарфором, и, вероятно, еще и серебряными вилками и ножами, и еще какими-нибудь особенными ножиками для фруктов, и мы будем пить кофе-мокко из крохотных чашечек, и слушать радио…
— Все это будет! А я стану варить и жарить и специально для тебя надену одно из платьев Сильвии Нойман!
— Тогда я сегодня же обязательно наряжусь в смокинг господина Ноймана! Пусть он мне будет велик, не важно! В тюрьме я читал журнал «Элегантный мир» и теперь знаю, как следует одеваться!
— По-моему, смокинг придется тебе как раз впору!
— Блестяще! Давай устроим праздник! — Керн в восторге вскочил на ноги. — Вероятно, я могу принять горячую ванну и намылиться несколько раз? Давно этого со мной не бывало. В тюрьме мы обливались из душа каким-то раствором лизоля.
— Конечно, можешь! Горячая ванна, ароматизированная всемирно известными духами «Керн — Фарр»!
— Я их уже распродал.
— Но у меня остался флакон! Помнишь, ты подарил мне его в Праге, когда мы смотрели фильм. В наш первый вечер. Я сохранила его.
— Это — вершина счастья! — заявил Керн. — Благословляю тебя, о
