После непродолжительного, но обильного ужина борьба началась заново. Через каждые два часа с дежурства возвращался новый таможенник и подменял одного из своих товарищей. Штайнер же бессменно просидел за столом до пяти утра. В ноль часов пятнадцать минут кайзер Франц Иосиф, войдя в азарт, спалил спичкой верхний завиток своей бороды. Почему-то ему показалось, будто в зубах у него сигарета, и он попытался зажечь ее. Но это был лишь обман зрения — в течение целого часа ему шли только пики и трефы. Это-то и довело его до исступления, и ему стало мерещиться всякое.
Штайнер буквально выпотрошил таможню. Особенно активное изъятие ее фондов произошло между тремя и пятью часами. Отчаявшийся Франц Иосиф решил вызвать подкрепление. Он позвонил в городок Букс тамошнему чемпиону по тароку. Чемпион примчался вихрем на мотоцикле. Но все было бесполезно. Штайнер заставил и его выложить все до последнего франка. Впервые Бог встал на сторону обездоленного, подумал Штайнер. Ему везло как никогда, и он жалел лишь о том, что не играет с миллионерами.
В пять часов была доиграна последняя партия. Штайнер выиграл всего сто шесть шиллингов.
Чемпион Букса, не попрощавшись, умчался на своем мотоцикле, а Штайнер в сопровождении кайзера Франца Иосифа направился к границе. На сей раз Франц Иосиф повел его другим путем.
— Пойдешь в этом направлении, — сказал он. — Когда рассветет, спрячешься. К вечеру можешь спокойно пойти на вокзал, ведь теперь ты при деньгах. И никогда не вздумай показываться у нас, бандит ты этакий! — добавил он замогильным голосом. — Иначе придется нам просить прибавки жалованья.
— Ладно, когда-нибудь позволю вам отыграться.
— Только не в тарок! Хватит с нас и этого! Разве что сыграем в шахматы или в прятки.
Штайнер пересек границу. Он подумал, не стоит ли пойти на швейцарскую таможню и потребовать отыгрыша. Но он знал, что там он опять проиграет. Он решил поехать в Муртен и попытаться разыскать Керна. Крюк был невелик — Муртен находился по пути в Париж.
Керн медленно шел к главному почтамту. В последние ночи он почти совсем не спал и чувствовал большую усталость. По его расчетам Рут должна была прибыть в Женеву дня три назад. Все это время он ничего не слышал о ней, а она ему не писала. Он терялся в догадках, придумывая тысячу разных причин, но теперь ему вдруг показалось — Рут вообще не приедет. Он ощущал какую-то странную опустошенность и машинально передвигал ноги. Уличный шум доносился откуда-то издалека, просачиваясь сквозь охватившую его глухую и бесформенную печаль.
Керн не сразу узнал знакомое синее пальто, но все-таки остановился. Просто еще одно синее пальто, подумал он, одно из сотен, сводивших меня с ума в течение целой недели! Он посмотрел в сторону, потом снова туда. Какой-то посыльный и толстая женщина, нагруженная пакетами, мешали смотреть. Он затаил дыхание и вдруг почувствовал дрожь. Синее пальто плясало перед его глазами среди красных лиц, шляп, велосипедов, пакетов, людей, мелькавших во всех направлениях. Он осторожно пошел дальше, словно двигался по канату и боялся в любую секунду сорваться. Даже когда Рут обернулась и он отчетливо увидел ее, мелькнула мысль о каком-то поразительном сходстве или галлюцинации. И лишь тогда, когда, узнав его, она изменилась в лице, он рванулся к ней.
— Рут! Ты здесь! Ты ждешь, а меня нет!
Он крепко обнял ее, чувствуя ответное объятие. Они вцепились друг в друга, словно стояли на узкой вершине горы, обдуваемые ураганным ветром, который вот-вот подхватит их и обрушит в пропасть. Они стояли в подъезде главного женевского почтамта, в самый разгар деловой сутолоки; люди протискивались мимо, толкали их, изумленно оборачивались и смеялись. Они ничего не замечали — здесь не было никого, кроме них. Увидев полицейского, Керн мгновенно пришел в себя и отпустил Рут.
— Уйдем скорее! — прошептал он. — На почту! А то еще что-нибудь случится.
Они растворились в толпе.
— Сюда! — Керн подвел Рут к очереди у окошка.
— Когда ты приехала? — спросил Керн. Никогда еще зал главного женевского почтамта не казался ему таким светлым.
— Сегодня утром.
— Тебя сначала отвезли в Базель? Или сразу сюда?
— Нет. Мне разрешили пожить три дня в Муртене. Вот я и приехала прямо в Женеву.
— Замечательно! Дали вид на жительство, подумать только! Тогда тебе вообще нечего бояться! А мне уже чудилось, будто ты мучаешься одна на границе. Рут, ты бледна и сильно похудела!
— Но зато я опять совсем здорова. Скажи, я очень подурнела?
— Напротив, похорошела! И даже очень! Всякий раз, когда я вижу тебя вновь, ты красивее, чем прежде! Ты голодна?
— Да, — сказала Рут. — Я изголодалась по всему: и по тебе, и по улицам, и по свежему воздуху, и по хорошему разговору.
— Тогда пойдем пообедаем. Есть тут небольшой ресторан, где подают свежую рыбу из озера. Как в Люцерне. — Керн сиял от счастья. — В Швейцарии так много озер!.. А где твой багаж?
— На вокзале, конечно! Ведь я уже старый, искушенный бродяга!
— Верно! И я горжусь тобою! Рут, тебе предстоит совершить свой первый нелегальный переход границы. Это нечто вроде экзамена на аттестат зрелости. Не боишься?
— Ни капельки.
— Да и бояться нечего. Границу я знаю как свои пять пальцев. Мне там знакомо буквально все. Я уже купил билеты. Позавчера, во Франции. Все подготовлено. Вокзал изучен досконально. Отсидимся с тобой в одном вполне безопасном кабачке, а оттуда в последнюю минуту пройдем прямо к поезду.
— Ты достал билеты? А откуда у тебя деньги? Ведь ты так много послал мне!
— Дойдя до полного отчаяния, я решился ограбить швейцарское духовенство. Шнырял по Базелю и Женеве, как заправский гангстер. Но вот теперь мне уже нельзя показываться здесь. Хотя бы в течение полугода.
Рут расхохоталась.
— И я привезла немного денег. Доктор Бер раздобыл их для меня в какой-то организации помощи беженцам.
Стоя вплотную друг к другу, они медленно подвигались к окошку. Керн сжимал опущенную руку Рут. Они говорили тихо, почти шепотом, стараясь казаться возможно более равнодушными и безучастными ко всему.
— Все-таки нам невероятно везет, — сказал Керн. — Ты приехала в Женеву не только с видом на жительство, но вдобавок еще и с деньгами! Почему же ты мне ни разу не написала? Не могла?
— Боялась! Думала — придешь на почту за письмами, а тебя схватят. Бер рассказал мне историю с Аммерсом. Он тоже считал, что писать не следует. А вообще-то я написала тебе много-много писем, Людвиг! Все время писала — без карандаша и бумаги.
