Керн еще крепче сжал ей руку.
— Конечно, знаю… Ты уже сняла комнату?
— Не сняла. Прямо с поезда побежала сюда.
— Знаешь, Рут… — Керн запнулся на мгновение. — В последнее время я превратился в какого-то лунатика. Не хотел ничем рисковать. Вот и стал кочевать из одного государственного пансиона в другой. — Он заметил тревожный взгляд Рут. — Нет, не бойся, я не про тюрьму, а про таможни. Там можно отлично выспаться. А главное — там тепло. Когда наступают холода, в таможнях не жалеют дров, топят почем зря. Но все это к тебе не относится. Уж коль скоро у тебя есть вид на жительство — мы снимем для тебя роскошный номер в «Гранд отель Бельвю». Там живут представители Лиги наций. Министры и подобные им бесполезные людишки.
— Этого мы не сделаем. Я останусь с тобой. А если ты считаешь, что здесь опасно, то уйдем сегодня же ночью.
— Что вам угодно? — нетерпеливо спросил почтовый чиновник.
Они не заметили, как очутились у окошка.
— Марку в десять сантимов, — сказал Керн, мгновенно сообразив, где они.
Чиновник подал ему марку. Керн расплатился, и они направились к выходу.
— На что тебе эта марка? — спросила Рут.
— Не знаю. Купил ее просто так. Как увижу человека в форме, реагирую автоматически. — Керн разглядел марку. На ней был изображен Чертов водопад близ Сен-Готтарда. — Я мог бы послать Аммерсу анонимное издевательское письмо со всякими оскорблениями, — заявил он.
— Аммерс… — сказала Рут. — А тебе известно, что он лечится у Бера?
— Что?! Неужто правда? — Керн ошеломленно уставился на нее. — Ты еще скажи, что он жалуется на печень, и тогда я от радости сделаю сальто-мортале!
Рут расхохоталась. Хохот так разобрал ее, что она стала извиваться, точно ива на ветру.
— Да… именно на печень! Потому-то он и пошел к Беру! Ведь в Муртене Бер единственный специалист в этой области. Ты подумай, какие угрызения совести испытывает Аммерс — ведь он вынужден лечиться у еврейского врача!
— О Боже! Я дожил до истинно великой минуты! Однажды Штайнер сказал мне, что любовь и месть очень редко приходят к человеку одновременно. И вот я стою здесь, на ступеньках главного женевского почтамта, наслаждаясь и тем и другим — я люблю и я отмщен! Может быть, и Биндинг попал наконец в тюрьму или хотя бы сломал себе ногу!
— Или у него украли все деньги!
— Еще лучше! У тебя неплохие идеи, Рут!
Они спустились по ступенькам.
— Надо идти в самой гуще толпы, — сказал Керн. — Тогда едва ли что-нибудь случится.
— Мы сегодня ночью перейдем границу? — спросила Рут.
— Нет. Сначала тебе надо отдохнуть и отоспаться. Предстоит долгий путь.
— А ты? Разве тебе не надо выспаться? Ведь мы можем остановиться в одном из пансионов по списку Биндера. Вероятно, это не так уж опасно?
— Не знаю, — сказал Керн. — Думаю, ты права. Вообще, у самой границы все не так уж страшно. Я много раз кочевал туда и сюда. В худшем случае нас приведут на таможню. Но даже если бы тут было не совсем безопасно, все равно — вечером я бы, пожалуй, ни за что не ушел без тебя. Правда, днем среди оживленной городской толпы не так уж трудно быть твердым в своих намерениях… Но вот вечером, когда темно, все становится иным… Впрочем, к чему эти разговоры? Ты снова со мной, и как же это я добровольно уйду от тебя! Это просто немыслимо!
— Да я и не осталась бы здесь одна, — сказала Рут.
Глава 16
Керну и Рут удалось незаметно перейти границу. В Бельгарде они сели в поезд, прибыли вечером в Париж и, выйдя из вокзала, не знали, куда бы податься.
— Не робей, Рут! — сказал Керн. — Найдем какой-нибудь небольшой отель. Сегодня уже поздно искать что-нибудь другое, а завтра видно будет.
Рут кивнула. Ночной переход границы и поездка в поезде порядком утомили ее.
— Пойдем в какой-нибудь отель.
В одной из боковых улиц они увидели красную стеклянную вывеску: «Отель «Гавана»». Надпись вспыхивала и гасла. Керн вошел внутрь и спросил, сколько стоит номер.
— На всю ночь? — спросил портье.
— Разумеется, — удивленно ответил Керн.
— Двадцать пять франков.
— За двоих? — спросил Керн.
— Разумеется, — в свою очередь, удивился портье.
Керн пошел за Рут. Портье мельком взглянул на парочку и подал Керну регистрационный бланк. Заметив нерешительность Керна, он улыбнулся и сказал:
— Это не так важно, пишите что угодно.
Керн облегченно вздохнул и зарегистрировался как Людвиг Оппенгейм.
— Вот и хорошо! — сказал портье. — Двадцать пять франков.
Керн заплатил. Мальчик-посыльный повел их наверх. Комната оказалась небольшой, чистенькой и даже не лишенной некоторого уюта. Обстановка состояла из большой удобной кровати, двух умывальников и кресла. Шкафа не было.
— Обойдемся без шкафа, — сказал Керн и подошел к окну. — Вот мы и в Париже, Рут.
— Да, — ответила она и улыбнулась. — Как все это быстро получилось.
— Насчет регистрации здесь, кажется, не очень-то строго. Ты слышала, как я говорил по-французски с портье? Я понял каждое слово.
— Ты был неподражаем! — сказала Рут. — Я бы онемела от страха.
— А ведь ты говоришь по-французски куда лучше меня. Просто я нахальнее, вот и все! А теперь пойдем куда-нибудь поесть. Любой город перестает казаться враждебным, как только ты в нем поел и попил.
Они зашли в небольшое, ярко освещенное бистро, находившееся неподалеку. Зал сверкал зеркалами. Пахло древесной стружкой и анисом. За шесть франков им подали полный ужин и графин красного вина в придачу. Несмотря на дешевизну, вино оказалось отличным. Весь день они почти ничего не ели. Вино ударило им в голову, и, разомлев от усталости, они вскоре вернулись в отель.
В вестибюле у стола регистрации стояла девушка в меховой шубке и слегка подвыпивший мужчина. Они разговаривали с портье. Девушка, хорошенькая и искусно накрашенная, окинула Рут презрительным взглядом. Ее спутник, куривший сигару, не посторонился, когда Керн попросил ключ.
— Кажется, здесь довольно шикарно, — сказал Керн, когда они поднимались по лестнице. — Ты заметила, какая на ней шубка?
— Заметила, Людвиг. — Рут снисходительно улыбнулась. — Самая обыкновенная имитация. Кошачий мех. Такая шубка стоит не намного дороже добротного суконного пальто.
— Никогда бы не подумал. Решил, что это настоящая норка.
Керн повернул выключатель. Рут бросила на пол сумку и пальто, обняла его и прижалась щекой к щеке.
— Я очень устала, — сказала она, — устала, и счастлива, и немного боюсь. Но усталость перевешивает все остальное. Помоги мне и уложи в постель.
— Да…
Они улеглись рядом в темноте.
