— Ну, — спросил Джио, как только она закончила с бумагой. — Что ты думаешь?
* * *Картина не поддавалась описанию. Оглушенная, Вивьен уставилась на нее.
— Что это, черт возьми, такое? — шепотом спросила она.
— Мы подумали… — начал было Джио, но, подойдя поближе, онемел. — Ох…
Вивьен не смогла бы подобрать более подходящего слова.
— Мы договаривались не об этом, — произнес он. — Наверное, Белла что-то напутала. Я думал, мы остановились на фотографии, которую сделал я сам сразу после нашего приезда.
Вивьен знала, о каком снимке идет речь. Он сфотографировал ее на фоне замка, она смотрела прямо в камеру. На обороте фотографии она своей рукой написала: «В, 1981».
— Мне жаль, cara, — произнес он. — Это какая-то ошибка.
Она дрожала. Из всех вещей, которые Изабелла могла сделать…
— Я поговорю с ней, — пообещал Джио. — Она очень расстроится. Мы закажем другой портрет. Мы все исправим.
Он коснулся ее руки. За многие недели это был первый жест, в котором читалась нежность. Он склонил голову, рассматривая изображение.
— Только если…
— Только если что?
— Сходство ведь потрясающее, — заметил он. — Может, ты хочешь оставить его?
Вивьен взвилась:
— Ты серьезно?
— Вив, я знаю, что ты задета. Я знаю, что он был строгим. Как и мой дядя. Как и многие мужчины в моем роду. Но сейчас он мертв. Его больше нет. Он не вернется.
Когда-то давно придуманная ложь все еще имела власть над ней.
— Я ненавижу отца, — выговорила она. — И всегда ненавидела. Жаль, что я не убила его своими руками.
Джио попытался ее успокоить:
— Ты реагируешь слишком бурно.
— Ну конечно, — взорвалась она. — Глупая, истеричная, сумасшедшая Вивьен.
— Я этого не говорил.
— Тебе и не нужно.
Она старалась сдержать слезы. Но не могла — они наворачивались на глаза, были готовы политься ручьем. Конечно, ее страдания казались ерундой по сравнению с тем, что пережила Изабелла. Детство Вивьен не шло ни в какое сравнение с тем, что пережила сестра, как и все остальное, на что она все время жаловалась. И здесь Изабелла победила — приз за Худшее Разрушенное Детство достается ей. Как минимум, сквозь пелену слез ужасный портрет было видно не так четко. Хотела бы она увидеть там себя нынешнюю — красивую женщину с животиком, но это было ее детское изображение. Девочка, собранная для похода в церковь, — нежное белое платьице, волосы заплетены в косички, а в глазах — немой крик. Позади с гордым самодовольным видом стоял ее кукловод. Рука Гилберта вцепилась в ее плечо.
Откуда у Изабеллы это фото?
— Она рылась в моих вещах, — произнесла Вивьен с удивлением. — Изабелла… наверняка была в нашей комнате и нашла коробку. Я думала, что хорошо ее спрятала.
Джио положил ладонь ей на предплечье.
— Я дал Белле коробку, — мягко произнес он. — И попросил ее выбрать что-нибудь оттуда. Она хотела как лучше, Вивьен. Правда.
Вивьен отбросила его ладонь.
— А знаешь, что еще было в этой коробке? — прошипела она. — Я скажу тебе. Мой дневник, в котором описаны все эти годы. В нем она могла прочитать все, что нужно, о моем отце. То, чего не знаешь даже ты. Она целилась в больное место. И попала. — Вивьен всхлипнула. — Она — чистое зло, Джио. Почему ты этого не видишь? Почему ты не видишь, что она со мной делает?
Она выбежала из зала, заливаясь слезами. Там над лестничным пролетом, как и полагается, висел портрет Джио рядом с изображением Изабеллы. Та выглядела ослепительно красивой. Они казались парой — великолепной темноволосой парой, которая, словно трофей, делила это поместье.
Только несколько месяцев спустя новый портрет Вивьен, похожий, впрочем, на старый страхом в глазах, присоединился к ним. Теперь она была рядом с братом и сестрой, хотя так и осталась чужой.
* * *Может, все дело было в воображении Вивьен, но она была уверена, что нет.
Наступило Рождество, и все вокруг замерзло. В Изабелле что-то изменилось. Словно портрет дал ей силу бороться за то, что принадлежит ей. Нерожденный малыш был неожиданной помехой, но Изабелла оставалась его сестрой. Джио ее по-прежнему любил. Все ее уловки срабатывали, и она всегда оказывалась в выигрыше.
Часто за ужином Изабелла словно порывалась заговорить. Каждый раз Вивьен пыталась поймать взгляд Джио. Что происходит? Но ее муж продолжал молча нарезать телятину на кусочки и говорить о подготовке к празднованию Нового года в особняке одного из его друзей — богача-графа. Изабелла заметила ее любопытство. Вивьен могла поклясться, что та играет с ней. Когда Джио задавал вопрос, Изабелла смотрела в ее глаза, бросая вызов: успеешь ответить раньше меня? Это заставляло сердце Вивьен биться чаще, а ладони потеть. Она боялась голоса Изабеллы, как чего-то живого, точнее, ожившего — так вдруг прикасаешься к забытой игрушке, долго лежавшей в темном шкафу. Бу! Интересно, какой он — ее голос? Низкий, как у брата? Или хриплый? А может, звонкий, как пение соловья? И что она может сказать? Все слова Вивьен — пустые, легкомысленные, льющиеся как вода — стоят ли одного долгожданного слова Изабеллы? Речь Изабеллы могла быть только тягучей, как ликер, сладкой и отравляющей. Годы молчания должны были сделать ее голос только лучше, как хорошее вино или дорогой жемчуг. Каждый слог будет жидким золотом.
Вивьен доверилась Адалине.
— Вы думаете, синьора Изабелла выздоровела? — спросила горничная, проверяя запасы к рождественскому застолью.
Вопрос был риторическим и нужен был только для того, чтобы дать Вивьен возможность выговориться. Именно по такому сценарию и проходили их беседы. Лили задавала вопрос, а Вивьен использовала его как трамплин для прыжка в безумные рассуждения и предположения. Вивьен не была уверена, что Лили верит ее словам. Она рассказала горничной о том, как упала, утверждая, что виновна в этом Изабелла. Но положение Адалины не позволило ей согласиться. В конце концов, это было очень веское обвинение. Она выслушала ее и посочувствовала, но, только покинув территорию прислуги, Вивьен поняла, что Адалина никак не прокомментировала ее обвинения. С тех пор так и повелось — Адалина позволяла ей выговориться на тему Изабеллы, но сама никогда не высказывалась. Вивьен едва ли могла ее в этом обвинить. Ведь она и правда говорила ужасные вещи.
— О, она все еще больна, —