Оглушительный раскат первого весеннего грома порвал сонную разомлевшую тишину маленького уездного городка. Глава Горисполкома дернулся, словно это была авиационная бомба.
— Нас ждут на вокзале! — прокричал он Яшке, торопя его.
И вот, в унисон с этим громом с неба сорвался холодный крупный дождь, отчаянно заколотивший по подоконникам и накрытым железом крышам. Полуторка, громыхая на кочках, покатилась прочь из города, а Говоров так и остался стоять возле открытого окна, подставляя свое морщинистое лицо ледяным струям ледяного ливня, словно пытаясь смыть с себя то, что не давало ему покоя уже очень долгое время — ощущение безысходности, тревоги, волнения.
2
— Шурка, смотри, как я умею! — Коля залез на самую верхушку дерева и спрыгнул оттуда с высокими брызгами, разлетевшимися во все стороны. Маленькая щупленькая девочка с длинной черной косой наблюдала за купанием брата с берега. Сашка плавать не умела, о чем в тайне от всех горевала, предпочитая бросать мелкие камешки с берега в воду, да сопровождать в постоянных купаниях брата.
— Попробуй! — предложил ей брат, широкими косыми саженками подгребая к обрывистому берегу, поросшему толстыми тугими корнями плакучих ив, обильно разросшихся по всему берегу реки.
— Коль, ты же знаешь… — покачала головой отрицательно Шурка, чутко прислушиваясь к шороху шагов, раздавшихся где-то позади в кустах.
— Вот они — малолетние козявки! — раздвинув густые кусты высокой травы, к реке вышел Митька — местный дурачок, над которым все потешались и насмехались. Шурке его было даже немного жаль, особенно когда тетка Варька или дед Федор плохо отзывались о нем.
— А Митька вас ищет, ищет…Думает уж не найти! — самодовольно усмехнулся здоровый увалень, потирая раздутое от постоянного недоедания пузо.
— Тебе чего? — строго спросил Коля, выходя на берег. Его худое, поджарое тело светилось на солнце миллионами мелких водяных капелек, растекавшихся по бронзовому загару серебристой волной. У него были крепкие разбитые от тяжелой работы руки, чуть раскосые мамины глаза и хорошо сложенная отцова фигура.
— Митька искал вас, чтобы передать слова деда Федьки! — заулыбался дурачок. — Он сказал, что если эти два прохиндея не явятся домой, то хворостины они отведают точно!
— Спасибо! — поблагодарила его Шурка, собирая букет нарванных полевых цветов. — И правда, Коль, что-то мы загулялись сегодня…
— Митька-дурачок! — из кустов в след за Митюшей выскочили трое ребят постарше с Масловки. Их Шурка знала плохо, только главного среди них Ваську Полухина — сына Колькиного крестного.
— О-о-о… — протянул этот самый Васька нудным голосом. — А тут и Подерягины здесь! С дурачком якшаетесь? Может вы сами такие же? — трое парней, стоявших позади своего лидера противно захихикали. — Митюша? Скажи «а»? — рассмеялся Васька, подняв с земли большой угловатый камень.
— «А»! — заулыбавшись, протянул Митька.
— Камень в рожу на! — крикнул Васька, со всего маху влепив его в дурачка. Острый угол расшиб тому колено, брызнула алая кровь.
— Ах ты, гад! — Колька, сжав кулаки бросился вперед, но Шурка его удержала.
— Оставь ты их…
— Что струсил? — вперед выступил второй мальчишка, уперев руки в бока. — Трус! А Колька Подерягин — трус! — запел он, строя противные рожицы.
— Я… — брат бросился вперед, но тут же на половине пути остановился, чутко прислушиваясь к тишине. Где-то далеко, на самом пределе слышимости, ему показался незнакомый звук, который становился все громче и громче, медленно и неотвратимо, как лавина, приближаясь.
— Что застыл, трусишка? — хмыкнул Васька, закатав рукава линялой клетчатой рубахи, доставшейся ему от отца. — Ссышь?
— Тихо! — прикрикнул на него Коля, всматриваясь в ярко-голубое небо, прошитое белоснежными перистыми облаками. — Слышите?
Все подняли голову наверх. Звук стал отчетливо слышен, будто работал двигатель трактора в МТС.
— Самолет кажись… — пробормотал один из ребят, задрав голову вверх. Плоская кепка с длинным козырьком слетела на землю.
— Какой самолет, дурень! — вскинулся на него Васька. — Наши-то еще неделю назад ушли…
— Самолет! — закивал радостно головой Митюша.
— Молчи хоть ты! — рявкнул на него Полухин, вглядываясь в синеву чистого неба.
— Самолет! — Шурка увидела его первая. Из-за пушистой кроны дерева выглянул острый нос с проппелером, а потом и размашистые длинные крылья с черными крестами в белой окантовке.
— Немцы! — вырвалось у Полухина, неотрывно смотрящего за полетом бомбардировщика.
— Фашисты идут… — убитым голосом согласился с ним Колька.
— Бежим!
— Стой!
За первым самолетом показался еще один, а за ним еще и еще, и еще…Они плыли по небу, как лавина, от которой не было спасения, вскоре заполонив весь небосвод от края до края, куда хватало взгляда. Моторы надрывно гудели, а самолеты шли мелко покачивая крыльями в знак приветствия.
— Бомбить едут… — кивнул Колька, сжав губы от злости.
— На город пошли! — кивнул Полухин, злобно прищурившись, а потом земля вдруг встала на дыбы, поменявшись местами с небом, взлетев высоко вверх. Оглушительно бахнуло в стороне деревни, потом снова и еще, и еще. Застрочил пулемет. Кто-то отчаянно запричитал.
— Бежим! — Ваську дернули за руку и потянули прочь. Ссора была забыта. Короткими перебежками вся троица исчезла за кустами.
— Ба-бабах! — радостно оскалился Митюша, хлопнув себя по коленке.
— Сиди уж, дурень! — отмахнулся от него Колька, ужом скользнув в кусты.
— Коль! — позвала его напуганная бомбежкой Шурка.
— Глянь-ка, Шур! — позвал ее из кустов брат. — Ты только посмотри!
Обдирая коленки о ребристые камни, девчонка подползла к брату. Из их импровизированного укрытия была хорошо видна дорога к центру села. По дороге, сыто урча мощным двигателем, катил немецкий танк. Противно лязгали гусеницы. В башне, высунувшись наполовину, торчал самый настоящий фашист в черной пилотке и запыленной гимнастерке. Он скалился своими белыми зубами, мерно покачиваясь в такт ухабам. Позади танка ехало несколько доверху забитых солдатами бронетранспортеров, грюкала подцепленная длинноствольная пушка, за ней еще одна и еще. Широкой цепью, посматривая по сторонам, шли автоматчики. Из штабного автомобиля с установленным на крыше громкоговорителем слышалась бравурная мелодия, наподобие какого-то марша.
— Это ж немцы! — прошептала брата Шурка, вытирая покатившиеся по щекам слезы.
— Немцы, Сань…Фашисты…
Позади них раздался шелест листвы и на пригорок выбрался Митюша.
