— Родные мои… — проговорила Акулина. Попыталась встать с телеги, но голова пошла вся кругом. Она покачнулась, чуть не упала, но была вовремя подхвачена Гансом.
— Родные…
— Идите в дом! — коротко приказал Анна, подталкивая своих племянников в хату. — нечего тут глазеть. Медленно подошла к телеге, рассматривая свою сестру и ее мертвого свекра.
— Нашла все же… — пробормотала она себе под нос. Рывком стянула Подерягина за руки с телеги. Окоченевшие синюшные ноги глухо клацнули о бортик.
— Помоги! Чего стоишь?! — воскликнула она Вилли, без слов понявшему ее. Фриц схватил деда Федора за ноги и потащил в хату. Там они его уложил на пол, накрыв первым попавшимся под руку одеялом. Следом Ганс вел Акулину, что-то говорившую сама себе.
— А с ней что? — кивнула Анна, окинув суровым взглядом сестру и сопровождающих ее немецких солдат. Приложила свою ладонь ко лбу и испуганно отшатнулась. Тело Акули пылало жаром мартеновской печи. Она тяжело дышала, а на лбу выступили крупные капли пота.
— Мамочка! — к ней бросилась Шурка и обхватила ее за ноги, пачкаясь о грязную, измазанную в земле юбку.
— А ну-ка, брысь на печь! — прикрикнула на детей Анна, видя краем глаза, как преодолевая робость и страх перед первой увиденной в своей жизни смертью под полог покрывало, которым был укрыт дед, заглядывает Колька.
— Мы уходим… — Ганс аккуратно положил Акулину на кровать, заботливо поправив растрепавшиеся волосы. Сказал по-немецки, но анна каким-то женским чутьем поняла, что он имел ввиду.
— Идите! — кивнула она, а потом выдавила из себя через силу:
— Спасибо за все!
Жара…Акулина простонала и затихла, потеряв сознание.
— Колька! — из-за занавески на печи выглянул племянник. — Беги к тетке Ленке, возьму с собой Шурку! Побудьте у нее, передайте, что и дед Федька, и Акулина нашлись!
Мальчонка тотчас же спрыгнул с печки и ловко начал одевать капризничающую Александру. Она не понимала. Что происходит, почему мама лежит на кровати? Почему не обняла ее, как обычно? Из-за чего дед Федька молчит и весь в земле изгваздался? Все это было слишком страшно и непонятно для детского организма. Она не хотела и не могла принять то, что называли взрослые суровой правдой, предпочитая оставаться в своем иллюзорном мире.
— Пойдем! — потянул ее за руку Колька, окинув их избу прощальным взглядом. Тетка Анька сидела за столом, обхватив голову руками. У порога лежал померший дед Федька. А мать бредила, бесконечно крутясь на кровати.
Через полчаса избу Подерягиных было не узнать. Калитка широко распахнута. Из дома веет терпким запахом ладан и плавящейся свечи. Во дворе несколько соседских мужиков пытаются выбрать подходящие доски для гроба. На крыльце сидит, тихонько подвывая, их соседка старуха Окулова. Вытирая платком красные воспаленные глаза.
— И что теперь делать? — спросила Анна у своих старших сестер, сидящих рядом с кроватью больной Акулины на стульях. Варвара и Елена прибежали сразу, как только до них добрался Николай с маленькой Шурочкой. Чуть позади них, кое-как одетый и обмытый со свечкой в сложенных на груди руках нашел свой последний покой дед Федька.
— Фельдшера надо б! — предложила Варвара, с тревогой всматриваясь в побледневшее, покрытое испариной лицо младшей сестры.
— Надо бы…Да только, где его взять-то? Немцы все в городе скрылись! Говорят, что наши скоро наступать будут. К обороне готовятся. Мой Винокуров недавно на станции был… — рассказала Елена, смачивая тряпку в холодном ведре с водой и накрывая ее лоб сестры. На секунду глаза Акулины открываются. Она что-то шепчет, но ничего не слышно. Губы отказываются подчиняться ей. Только по их слабому шевелению Анна соображает, что она просит воды.
— Воды ей надо!
— Бегом! — Елена бросается к другому ведру, щедро зачерпывая целый ковш.
— Куда! Куда! — ворчит Варвара. — Не лошадь же поишь!
Опомнившись, Елена переливает воду в металлическую кружку. Потрескавшиеся губы с благодарностью принимают питье.
— Спа… — и Акулина снова теряет сознание, будто и не было этого всплеска активности.
— Так что делать-то? — спросила, в который раз за сегодня уже, Анна.
— Больна она! Лихоманка ее бьет! — произнесла Варвара — самая старшая из сестер.
— А не дай Бог заразная… — подхватила Анна.
— Пусть дети пока у меня поживут! Им с моим Ванькой сподручнее будет перенести все это… — Елена кивнула на пол, где все еще лежал всеми забытый и одинокий мертвый дед Федор — бывший дворянин, кулак, погибший за советскую власть в войне с немцами. — Погодки они все-таки почти…
— А с Акулиной? С Акулей кто будет? — строго спросила Варвара.
— С ней буду я! — решила Анна — единственная из сестер, так и не нашедшая своего женского счастья и не вышедшая замуж. В ней не было легкости Елены, кротости Акулины, солидности и рассудительности Варвары, она была обычной женщиной, засидевшейся в девках, заботящейся о матери, много лет назад ослепшей из-за удара грозы.
— Вот и порешили… — встал со своего места Варька, проверяя, сколотили ли гроб для Подерягина их с Еленой мужья.
Когда гроб был готов, они не стали ждать положенных суток, оставляя мертвеца переночевать дома. Слишком опасно это было для всей их семьи и лежащей без сознания в жару Акулины. Вместо этого их мужья на руках отнесли гроб на кладбище, как можно скорее. В начавшихся сумерках на плохо сбитую крышку упали первые комья земли.
— Пусть земля ему будет пухом! — бросив комок глины, проговорила Варвара, отходя подальше. Один за другим соседи и сестры прощались с Подерягиным старшим. Каждая из них думала, что пока идет война, война на уничтожения целого народа, им еще ни раз придется приходить сюда и прощаться с кем-то из близких.
— Кажись все! — Федор Винокуров — муж Елены отряхнул руки и аккуратно поставил лопату рядом с чужой могилкой. Ровный коричневый холмик одиноко возвышался на заметенным снегом кладбищем.
26
«Штурм» Январь 1943Они двигались по полю с выключенными бортовыми огнями. Петр прижимался к танковой башне, чувствуя щекой холодную морозь, покрывающую металл. Чуть впереди сидел Прохор Зубов, который после их первой операции стал намного
