— Низкие каблуки. Вот уж не ожидал, что доживу до такого дня.
Она с удивлением обернулась, затем ее лицо осветила широкая улыбка, она взяла его под руку.
— Привет, Пол. Я пошла на это ради здоровья.
— Когда я думаю о тебе, то вижу тебя на самых высоких каблуках в Нью-Йорке.
— Все в прошлом, — ответила Гарриет. Они медленно шли по освещенной солнцем улице, рука об руку, к Шестой авеню. — Тогда я была очень фривольным созданием.
— Но походка у тебя та же. Словно ты несешь на голове корзину с бельем.
— Я отрабатывала эту походку шесть месяцев. Ты и представить себе не можешь, какое я привлекаю внимание, когда вхожу в комнату.
— Очень даже представляю. — Пол не сводил с нее глаз. Те же черные волосы, белоснежная кожа, стройная фигура, темно-серые, всегда, даже после трехдневной пьянки, сверкающие глаза.
Гарриет запахнула пальто и чуть прибавила шагу.
— Я иду в «Уонамейкерс». Мне надо кое-что купить. А куда идешь ты?
— В «Уонамейкерс», — без запинки ответил Пол. — Уже три года мечтаю побывать в «Уонамейкерсе».
Какое-то время они шли молча, Гарриет по-прежнему держала его под руку.
— Легкомысленно, — нарушил паузу Пол. — Готов спорить, на взгляд постороннего человека, мы ведем себя легкомысленно. Каково твое мнение?
— Легкомысленно. — Она убрала руку.
— Пожалуй. — Он остановился, критически оглядел Гарриет. Остановилась и она, повернулась к нему, губы искривила улыбка легкого недоумения. — Почему ты так одеваешься? Увидев тебя, я сразу вспомнил утро понедельника в Нортхэмптоне.
— Схватила то, что лежало под рукой. Спешила.
— Обычно ты выглядела, как большая красивая коробка сладостей. — Пол взял ее за руку, и они двинулись дальше. — Венских конфет. Каждая в своей обертке, в своем бархатном гнездышке. Даже если ты шла в угловой магазин за пинтой джина, то всегда одевалась так, что тебя хотелось съесть на десерт. Не могу сказать, что это изменение к лучшему.
— У женщин бывают разные периоды в одежде. Как у Пикассо, — ответила Гарриет. — Если б я знала, что встречу тебя, оделась бы по-другому.
Пол похлопал ее по руке:
— Так-то лучше.
Они шли, а Пол не отводил от нее взгляда. Знакомое удлиненное лицо, очень знакомые губы, как всегда с избытком помады, маленькие зубки, отчего, улыбаясь, она вдруг превращалась в ученицу воскресной школы.
— Ты худеешь, Пол, — заметила Гарриет.
Пол кивнул:
— Я подтянут, как спортсмен. Веду аскетическую жизнь. А как ты?
— Я вышла замуж. — Она помолчала. — Ты слышал, что я вышла замуж?
— Слышал, — кивнул Пол. Они переходили Шестую авеню, и им пришлось прибавить шагу, потому что зеленый свет сменился красным. — Вечером девятого января сорокового года тебя не было дома.
— Возможно. Я теперь большая девочка. Случается, выхожу куда-нибудь по вечерам.
— Я шел мимо и заметил, что в твоих окнах не горит свет. — Они повернули к Девятой улице. — Помню, какая жара царила в твоей квартире. Словно в теплице для далий в ботаническом саду.
— Я мерзлячка, — со всей серьезностью ответила Гарриет. — Сказывается массачусетское происхождение.
— А больше всего мне нравилось то, что ты никогда не ложилась спать.
— У каждой дамы свои достоинства. Одни красивы, другие умны… я… я никогда не ложилась спать. В этом секрет моей популярности.
Пол улыбнулся:
— Замолчи.
Улыбнулась и Гарриет, они дружно рассмеялись.
— Ты знаешь, о чем я. Я звонил тебе в два, в три часа ночи, и ты тут же открывала дверь, бодрая, со сверкающими глазами, с румянами и тенями…
— В молодости я очень быстро восстанавливала силы.
— Утром мы завтракали под Бетховена. Час классической музыки на радиостанции «Нью-Йорк-Сити». Бетховен, по специальному указанию мэра, с девяти до десяти утра.
Пол на мгновение закрыл глаза. Открыл их, чтобы вновь посмотреть на женщину, когда-то близкую ему, теперь почти незнакомку, которая легко шла рядом. Он вспомнил, как в полудреме лежал когда-то с ней, глядя на огни на крышах небоскребов, светящиеся в темноте ночного города, от которого их ограждало большое окно спальни, а однажды во сне она потерла рукой его шею там, где волосы торчали и кололись, потому что днем он как раз подстригся. Гарриет терлась против шерсти, улыбаясь, сонная, не открывая глаз. «Какое восхитительное создание — мужчина…» — прошептала она. Потом вздохнула, рассмеялась и вновь глубоко заснула, ее рука так и осталась на шее Пола.
Пол улыбнулся, вспоминая.
— Ты все смеешься над моей одеждой?
— Вспомнил вот фразу, которую где-то слышал… — ответил Пол. — «Какое восхитительное создание — мужчина…»
Гарриет холодно посмотрела на него:
— И кто это сказал?
Пол бросил на нее короткий взгляд:
— Освальд Шпенглер.
— Угу, — кивнула Гарриет. — Знаменитая цитата.
— Особенно если произнесена к месту.
— И я того же мнения. — Гарриет чуть прибавила шагу.
Они миновали маленький бар, в котором когда-то коротали долгие зимние вечера, пили мартини, говорили, говорили, говорили и смеялись так громко, что на них оборачивались люди, сидевшие за соседними столиками. Пол ждал, что Гарриет что-нибудь скажет об этом баре, но она его и не заметила.
— Это же бар «У Эдди». — Он взял инициативу на себя.
— Угу, — кивнула Гарриет.
— Когда там заканчивался французский вермут, в мартини добавляли херес.
— Какая гадость, — скорчила гримаску Гарриет.
— Это все, что ты можешь сказать? — На лице Гарриет отразилось искреннее недоумение, но Пол и раньше никогда не мог понять, лжет она или говорит правду, и за два года ничего не изменилось. — Не надо ничего говорить. Давай зайдем, и я угощу тебя выпивкой.
— Нет, благодарю. Мне надо успеть в «Уонамейкерс» и вернуться домой. Рассиживаться в баре некогда.
— Как скажешь, — надулся Пол.
Они повернули на Девятую улицу, направились к Пятой авеню.
— Я знал, что обязательно встречу тебя, — продолжил Пол. — Мне хотелось знать, как это будет выглядеть.
Гарриет не ответила. Она разглядывала дома на противоположной стороне улицы.
— У тебя отсох язык? — полюбопытствовал Пол.
— И как это выглядело?
— Время от времени я встречаю девушку, которую знал.
— Готова спорить, в Нью-Йорке их пруд пруди.
— В Нью-Йорке полно девушек, которые когда-то с кем-то встречались.
Гарриет кивнула:
— Я как-то об этом не думала, но ты, безусловно, прав.
— Всякий раз я удивляюсь себе. Какая, однако, хорошая девушка! Ну почему я с ней расстался? Первая девушка, с которой я встречался, теперь служит в полиции. Прошлым летом она поймала какого-то гангстера на Кони-Айленде. Мать не разрешает ей выходить из дома в форме. Стесняется соседей.
— Естественно, — хмыкнула Гарриет.
— Другая девушка изменила фамилию и танцует в классическом балете. Ноги у нее потрясающие. Я всегда числил ее в красавицах. Тебя тоже.
— Мы неплохо смотрелись в паре, — сказала Гарриет. — Правда, у тебя очень уж быстро росла щетина. Электрическая бритва…
— Я от нее отказался.
Они проходили мимо дома, в котором раньше жил Пол, и он посмотрел на дверь подъезда, вспоминая, как они с Гарриет входили в нее и выходили в дождливые дни и по утрам, припорошенным снежком. Они остановились у старого кирпичного дома с облупившейся краской на рамах, взглянули на окно на четвертом этаже, из
