Мэнихен открыл рот.
Крокетт нахмурился в сосредоточенном раздумье.
— Я предвижу некоторые осложнения.
— Ничего особенного, — отмахнулся Тагека Кай. — Необходим доступ в больницу с достаточным количеством пигментированных подопытных.
— Я многих знаю в Общей клинике, — заметил Крокетт, — но вряд ли нам она годится. Там не развернешься. У них бывает от силы пара индейцев в год.
Рот Мэнихена до сих пор был открыт.
— Не доверяю я этим типам из Общей, — сказал Тагека Кай. — Уместно подумать о Сан-Франциско. Значительная доля цветного населения, достаточные фонды… У меня есть знакомый в больнице «Милосердие и рак». Людвиг Квельч.
— Ну да, — кивнул Крокетт. — Квельч. Простата. Высший класс.
Крокетт знал всех.
— Он был первым в своем выпуске в Беркли за три года до меня, — сказал Тагека Кай и потянулся к телефону.
— Одну минутку, мистер Тагека, — хрипло выдавил Мэнихен. — Вы имеете в виду… эксперименты на живых людях?..
— Крок, — произнес Тагека Кай. — Ты его привел, ты с ним и разбирайся.
— Флокс, — с раздражением сказал Крокетт, — все сводится к одному: ты ученый или нет?
Тагека Кай уже вызывал Сан-Франциско.
— Так, что мы имеем? — мыслил вслух Людвиг Квельч. — Я думаю о крыле Блюмштейна, как полагаешь, Тагека?
Тагека Кай кивнул.
— Крыло Блюмштейна. Превосходно.
Квельч прибыл через четырнадцать часов после звонка и просидел, запершись с Тагекой и Крокеттом, весь день и весь вечер. В полночь на совещание допустили Мэнихена.
Людвиг Квельч оказался высоким широкоплечим человеком с ослепительно белыми зубами и располагающими манерами. Он носил шикарный дорогой костюм и с первого взгляда вызывал к себе полное доверие.
Квельч достал кожаный блокнот и пролистал его.
— На данный момент у нас лежат тридцать три представителя белой расы, двенадцать негров, трое неопределенной национальности, один индус, один бербер и семеро восточного происхождения — шесть предположительно китайцы. Все мужского пола, разумеется. — Он от души рассмеялся, как бы напоминая коллегам о своей специальности. — На мой взгляд, достаточно широкий диапазон.
— Сойдет, — согласился Тагека Кай.
— Все умирающие? — поинтересовался Крокетт.
— Грубо говоря, восемьдесят процентов, — сказал Квельч. — Почему вы спрашиваете?
— Из-за него. — Крокетт махнул рукой в сторону Мэнихена.
— Я рад видеть, что едкая атмосфера научных изысканий не растворила совесть нашего замечательного юного друга. — Квельч сердечно опустил свою большую руку на плечо Мэнихена. — Не страшитесь. Мы не укоротим ни одной жизни — существенно.
— Спасибо, доктор, — признательно промямлил Мэнихен.
Квельч взглянул на часы.
— Что ж, мне пора возвращаться. Буду держать вас в курсе, — сказал он и стремительно пошел к двери, но у порога остановился. — Итак, по четверти каждому партнеру плюс преимущественные права Кая на Гватемалу, Коста-Рику и первые десять лет эксплуатации в Северной Европе?..
— Все изложено в соглашении, которое я передал тебе утром, — заметил Тагека Кай.
— Разумеется! Я лишь хочу проконсультироваться со своими адвокатами перед подписанием бумаг. До встречи, друзья! — Квельч махнул на прощанье рукой и исчез.
— Боюсь, сегодня нам надо расстаться рано, партнеры, — заявил Тагека Кай. — Мне предстоит работа.
Мэнихен отправился прямо домой, предвкушая первую нормальную ночь за долгие месяцы. Его жена играла где-то в бридж, так что можно было спокойно спать; но почему-то он не смог сомкнуть глаз до самой зари.
— Утром звонил Квельч, — сообщил Тагека Кай. — У него новости.
Веки Мэнихена спазматически задергались, легкие внезапно отказались дышать.
— Не возражаете, если я сяду?
Он только что пришел, и Тагека сам открыл дверь. Хватаясь руками за стену, Мэнихен добрел до гостиной и тяжело сел на стул. Крокетт распластался на диване; на его груди стоял стакан с виски. По выражению лица нельзя было определить, счастлив он, грустен или пьян.
— Позвольте что-нибудь предложить? — гостеприимно сказал Тагека. — Пиво? Сок?
— Нет, спасибо. — Впервые за все знакомство Тагека проявлял к нему такое внимание. Мэнихен был уверен, что его подготавливают к чему-то ужасному. — Что сообщил доктор Квельч?
— Он передал вам искренний привет.
— Что еще? — хрипло спросил Мэнихен.
— Закончены первые эксперименты. Квельч лично ввел раствор подкожно восьми объектам — пяти белым, двум черным и одному желтому. Семеро не проявили никакой реакции. Вскрытие восьмого…
— Вскрытие!.. Мы убили человека!
— О, не сходи с ума, Флокс! — Говорил Крокетт. Стакан с виски плавно ходил вверх и вниз. — Это случилось в Сан-Франциско, за две тысячи миль отсюда.
— Но мой раствор! Я…
— Наш раствор, Мэнихен, — ровно произнес Тагека Кай. — С Квельчем нас четверо.
— Мой, наш… Какая разница! Несчастный мертвый китаец…
— С вашим темпераментом, Мэнихен, — скривился Тагека, — пристало заниматься психиатрией, а не сугубо исследовательской работой. Если хотите иметь с нами дело, держите себя в руках.
— Дело! — воскликнул Мэнихен и, шатаясь, встал. — Что вы называете делом? Убивать больных раком китайцев в Сан-Франциско?! Вот уж дельце, нечего сказать, — добавил он с невесть откуда взявшейся иронией.
— Вы будете слушать или ораторствовать? — поинтересовался Тагека. — У меня есть для вас много интересных и важных новостей. Но я должен работать и не могу зря тратить время… Так-то лучше. Садитесь.
Мэнихен сел.
— И сиди, — приказал Крокетт.
— Как я говорил, — продолжал Тагека Кай, — вскрытие показало, что субъект умер естественной смертью. Никаких следов посторонних веществ в органах.
— Убийца! — простонал Мэнихен, обхватив голову руками.
— Я не могу выносить подобных выражений в своем доме, — заявил Тагека.
— Если желаешь вернуться в отдел моющих средств, Флокс, — равнодушно произнес Крокетт, не изменяя позы, — ты знаешь, где дверь.
— Именно это я и собираюсь сделать. — Мэнихен встал и направился к выходу.
— Ты лишаешь себя верного миллиона долларов, — заметил Крокетт.
Мэнихен остановился, подумал и вернулся на место.
— Что ж, худшее я уже выслушал, — сказал он.
— Три дня назад я побывал в Вашингтоне, — сообщил Крокетт. — И заскочил к старому школьному другу Саймону Бунсвангеру. Вы о нем не слышали. О нем никто не слышал. Он в ЦРУ. Большой человек. Большой, очень большой. Я в общих чертах ознакомил его с нашим проектом. Бунсвангер проявил интерес. — Крокетт взглянул на часы. — Он вот-вот должен прийти.
— ЦРУ? — в полной растерянности переспросил Мэнихен. — Нас всех упрячут за решетку!
— Напротив, — покачал головой Крокетт. — Напротив. Спорю на два «Александра», что он появится с заманчивым предложением…
— Каким? — Теперь Мэнихен был убежден, что все эти компании и хроническое недосыпание окончательно повредили рассудок Крокетта. — Зачем им раствор Мэнихена?
— Помнишь тот день, когда ты ко мне пришел, Флокс? — Крокетт поднялся на ноги и в носках прошлепал к бару. — Я сказал: ответим на один вопрос, и дело в шляпе. Помнишь?
— Более или менее, — кивнул Мэнихен.
— Помнишь этот вопрос? — осушив стакан, продолжил Крокетт. — Вопрос: «Чем желтым мы заполонены, как Австралия — кроликами?» Помнишь?
— Да, но что общего имеет ЦРУ с…
— ЦРУ, приятель, — весомо произнес Крокетт, — знает совершенно точно, что такое желтое и чем мы заполонены. — Он замолчал, бросил кусок льда в виски и помешал пальцем. — Китайцами.
Раздался звонок.
— Должно быть, Бунсвангер, — встрепенулся Крокетт. — Я открою.
— В последний раз имею дело с таким, как вы, Мэнихен, — ледяным тоном произнес Тагека. — Вы психически неуравновешены.
Товарищ Крокетта производил впечатление человека, способного зарабатывать неплохие деньги в качестве исполнителя
