— Позволь познакомить тебя с моими партнерами, — бодро сказал Крокетт.
Он представил Тагеку, который молча поклонился, и Мэнихена, не посмевшего поднять глаз во время рукопожатия.
— Мне «Джек Дэниэлс», Крок.
Бунсвангер принял стакан и сел на стол.
— Что ж, мои парни считают, что вы славно поработали, — начал он. — Мы кое-что проверили, и мои парни считают, что вы правы на все сто. Какие-нибудь новости от Квельча?
— Результаты положительные, — ответил Тагека.
Бунсвангер кивнул.
— Не удивительно. Ладно, хватит ходить вокруг да около. Нам он нужен, раствор. Мы уже предварительно наметили цели. Исток Янцзы, три или четыре озера на севере, два притока Желтой реки, ну, и так далее. У вас не найдется случайно карты Китая под рукой?
— Увы, — сказал Тагека.
— Жаль, — вздохнул Бунсвангер. — Сразу бы все стало ясно. — Он огляделся. — Симпатичная квартирка. Вы не представляете, сколько дерут за приличное гнездышко в Вашингтоне… Разумеется, нам помогут русские. Мы уже их известили. Так будет спокойнее. А то как представишь длиннющую границу с Сибирью и бесконечные делегации… Впрочем, в этом-то и прелесть вашей штуки. Без шума. Мы давно уже ищем что-нибудь эдакое — без шума. А вы, парни, довели до конца? Я очень торопился, но, по-моему, в ваших бумагах ничего нет.
— Довели до конца что? — спросил Мэнихен.
— Флокс, — утомленно вздохнул Крокетт.
— Мэнихен, — угрожающе сказал Тагека.
— До минимальной эффективной концентрации в «аш два о», — пояснил Бунсвангер.
— Пока не смотрели, Сай, — ответил Крокетт. — Мы работали только ночами.
— Адская эффективность! — Бунсвангер деликатно отхлебнул виски. — Мы кое-что проверили. Одна двухмиллиардная в пресной воде. Одна трехмиллиардная в соленой воде. — Он по-девичьи рассмеялся, вспомнив что-то свое. — Презабавное побочное действие: ваш раствор лечит желтуху. Можно основать фармацевтическую компанию и сделать бешеные бабки на одном этом. Строго по рецепту, разумеется. Ну вот, такая деталь. А теперь к делу. Мы платим вам два миллиона. Чистыми. Никаких записей, никаких регистраций. Вам не придется и гроша отдавать парням из налогового.
Мэнихен учащенно задышал.
— Как вы себя чувствуете, сэр? — участливо спросил Бунсвангер.
— Отлично, — откликнулся Мэнихен, продолжая тяжело дышать.
— Само собой, — сказал Бунсвангер, все еще участливо глядя на Мэнихена, — нет гарантии, что мы когда-нибудь решимся. Хотя, если дела пойдут так и дальше… — Он покачал головой и оставил фразу неоконченной.
Мэнихен думал о «феррари», о табунах девушек в лиловых шароварах.
— Еще одна деталь, и я исчезаю, — сказал Бунсвангер. — Завтра утром мне надо быть в Венесуэле. Слушайте. — Его голос стал непоколебимым, как дуло револьвера. — Двадцать процентов мои. Одна пятая. За услуги. — Он посмотрел вокруг.
Крокетт кивнул.
Тагека кивнул.
Мэнихен медленно кивнул.
— Я в Каракас, — игриво бросил Бунсвангер, допил виски и пожал всем руки. — Утром явится парень с деньгами. Наличными, конечно. Когда удобнее?
— В шесть, — сказал Тагека.
— Заметано. — Бунсвангер сделал пометку в блокноте крокодиловой кожи. — Рад, что ты заскочил, Крок. Провожать не надо. — И он исчез.
Собственно, все было сделано. Оставалось пересчитать на денежное выражение компенсацию Тагеки за исключительные права на Карибскую акваторию и десятилетнее право на Северную Европу. Это не отняло много времени. Тагека Кай был таким же блестящим математиком, как и патологом.
Крокетт и Мэнихен вышли вместе. Крокетт спешил на встречу с третьей — текущей — женой мистера Паулсона.
— Счастливо, Флокс. Сегодня недурно поработали, — бросил он, садясь в «ланчию», и, напевая, сорвался с места.
Мэнихен сел в «плимут» и задумался о порядке действий. Наконец он решил, что сперва следует сделать главное, и со скоростью пятьдесят пять миль в час поехал домой, чтобы сообщить миссис Мэнихен о предстоящем разводе.
Наверху, у себя в квартире, Тагека Кай сидел в кресле и рисовал в блокноте аккуратные идеограммы. Через некоторое время он нажал на кнопку, и в комнату вошел слуга.
— Джеймс, — обратился к нему Тагека Кай, — я хочу, чтобы завтра ты заказал по пятьсот граммов диокситетрамерфеноферрогена-14, 15 и 17. И пятьсот белых мышей. Нет, пожалуй, лучше тысячу.
— Да, сэр, — сказал Джеймс.
— И еще, Джеймс. — Тагека небрежно махнул рукой. — Соедини меня с японским посольством в Вашингтоне. Я буду говорить лично с послом.
— Да, сэр, — сказал Джеймс и снял трубку.
Бог был здесь, но уже ушел
«Напирай на жалость, дорогуша, — вспомнила она, нажимая на кнопку звонка. Именно эти слова произнес Берт, когда звонил ей из Лондона. — Они клюют на жалость. Намекни на самоубийство. Но с этим нельзя пережимать. Если хочешь, упомяни меня. Все знают о моих проблемах даже в Женеве, так что к тебе отнесутся с большим сочувствием. Я уверен, все будет хорошо. Три мои приятельницы прошли через это, а теперь живут и не тужат».
Берта, конечно, отличало многословие, но, с другой стороны, он был достаточно хорошо знаком с нравами и обычаями пятнадцати стран. И везде мог помочь попавшим в беду. Им очень интересовалась полиция нескольких крупных городов. Берт знал очень много фамилий и адресов, и многим хотелось, чтобы он поделился кое-какой информацией. Думая о Берте, о его стремлении помочь, она заулыбалась, стоя в темном коридоре перед запертой дверью. Послышались шаги. Дверь открылась. Она вошла.
— Сколько вам лет, миссис Маклайн?
— Тридцать шесть, — ответила Розмари.
— Вы, разумеется, американка.
— Да.
— Где вы живете?
— В Нью-Йорке. — Она решила не говорить ему, что владеет французским. Пусть думает, будто она совершенно беспомощна. Несчастная женщина, затерявшаяся в чужой стране.
— Вы замужем?
— Развелась пять лет назад.
— Дети?
— Дочь. Восемь лет.
— Ваше нынешнее состояние… какой у вас срок?
— Шесть недель.
— Вы уверены? — По-английски он говорил совершенно правильно, без малейшего акцента: учился в Пенсильвании. Невысокий, моложавый, в строгом костюме, аккуратно подстриженные каштановые волосы. Уютный кабинет, выдержанный в коричневых тонах. И лицо, напоминающее керамическую маску. Дверь он открыл сам: обходился без секретаря. Стены украшали дипломы на нескольких языках. Уличный шум в кабинет не проникал. День выдался солнечный. Печали она не испытывала.
— Абсолютно.
— Ваше самочувствие?
— Физически… — Она замялась. Лгать смысла не было. — Физически… полагаю, все у меня в порядке.
— Мужчина?
— Я бы предпочла не говорить о нем.
— К сожалению, я вынужден настаивать на более подробном ответе.
Фантазии.
Мы собирались пожениться, но он погиб в автокатастрофе. Под лавиной. Я вовремя узнала, что у него плохая наследственность: среди ближайших родственников сплошь психи. Он католик, итальянец, женат. В Италии, как вам известно, разводы запрещены. И потом, я хочу жить в Нью-Йорке. Он индус. Обещал жениться на мне и исчез. Он шестнадцатилетний мальчишка и еще ходит в школу.
Абсурд. Сплошной абсурд.
Психиатр сидел в своем коричневом кабинете, терпеливо ожидая, когда ему начнут лгать.
— Он женат. — Правда. — Счастлив в браке. — Скорее всего правда. — У него двое маленьких детей. Он гораздо моложе меня. — Абсолютная правда.
— Он знает?
— Нет. — Абсурд тоже имеет свои пределы. Нелепый уик-энд в горах с мужчиной, которого она встретила впервые в жизни,
