Он наконец добрался до верха. Возле костра было жарко. Невидимая бурозубка заиграла новый, ещё более отчаянный танец.
Но пляшущие тени вдруг отодвинулись, и барабанная дробь зазвучала с другой стороны костра.
— Почему они уходят? — спросил Муми-тролль.
Туу-тикки посмотрела на него спокойными синими глазами. Но Муми-тролль не был уверен, что она его видит. Туу-тикки смотрела на собственный зимний мир, который из года в год жил по своим странным законам, пока Муми-тролль спал в тёплом Муми-доме.
— А где тот, кто живёт в шкафчике? — спросил Муми-тролль.
— Что? — рассеянно откликнулась Туу-тикки.
— Мне бы хотелось увидеть того, кто живёт в шкафчике, — повторил Муми-тролль.
— Ему нельзя выходить, — ответила Туу-тикки. — Никогда не знаешь, что взбредёт ему в голову.
Толпа мелких длинноногих зверушек пронеслась надо льдом, точно дым. Некто с серебряным рогом протопал мимо Муми-тролля; над огнём, взмахивая мощными крыльями, кто-то чёрный пролетел к северу. Но всё происходило так быстро, что Муми-тролля так и не успели никому представить.
— Туу-тикки, пожалуйста. — Муми-тролль умоляюще потянул её за куртку.
Туу-тикки кивнула:
— Вон тот, кто живёт под тумбочкой.
Небольшое существо с мохнатыми бровями сидело в сторонке, глядя на огонь.
Муми-тролль подсел к нему и спросил:
— Надеюсь, сухарики были не очень чёрствые?
Существо посмотрело на него, но ничего не сказало.
— У вас редкой мохнатости брови, — вежливо продолжал Муми-тролль.
— Снадаф умух, — ответило на этот раз существо.
— Как-как? — переспросил изумлённый Муми-тролль.
— Радамса, — сердито проговорило существо.
— Он говорит на своём языке, и ему кажется, что ты его обидел, — объяснила Туу-тикки.
— Я не хотел, — встревожился Муми-тролль. — Радамса, радамса, — с готовностью повторил он.
Существо с бровями окончательно вышло из себя, встало и исчезло.
— Ну что я ему сделал? — вздохнул Муми-тролль. — Теперь он снова на целый год спрячется под своей тумбочкой и даже не узна́ет, что я просто хотел сказать ему что-то приятное.
— Бывает, — пожала плечами Туу-тикки.
Садовая скамейка обрушилась, рассыпав искры.
Ничего больше не горело, только вспыхивало, да натаявшая из снега вода кипела в трещинах. И вдруг бурозубка перестала играть, и все посмотрели на лёд.
Там сидела Морра. Огонь отражался в её маленьких круглых глазах, но вся остальная Морра была огромная, серая и бесформенная. Она стала гораздо больше, чем в августе.
Когда Морра полезла по скале наверх, барабанный бой тоже смолк. Она подошла прямо к костру и, ни слова не говоря, уселась на него.
Раздалось оглушительное шипение, и вся скала окуталась паром. Когда пар рассеялся, ничего уже больше не вспыхивало. Осталась только большая серая Морра, и от её дыхания поднимался седой туман.
Муми-тролль слетел вниз, на берег, он отыскал Туу-тикки и крикнул:
— Что теперь будет? Морра погасила солнце?
— Успокойся, — сказала Туу-тикки. — Она не собиралась тушить огонь, бедняга просто хотела погреться. Но огонь всегда гаснет, когда она на него садится. Вот и теперь ей не повезло.
Муми-тролль увидел, как Морра встала и обнюхала заледеневшие угли. Потом она подошла к масляному фонарю Муми-тролля, который всё ещё горел на скале. Погас и фонарь.
Морра постояла ещё мгновение. Скала была пуста, все разбежались. Морра стекла обратно на лёд и растворилась в темноте, такая же одинокая, как пришла.
Муми-тролль вернулся домой.
Перед сном он осторожно подёргал маму за ухо и сказал:
— Торжество было так себе.
— Ну что ж, дорогой, — пробормотала мама во сне, — может, в следующий раз…
А под тумбочкой на кухне сидело существо с бровями и ругалось про себя:
— Радамса, — повторяло оно и подёргивало плечами. — Радамса!
Но что это означало, никто, кроме него самого, понятия не имел.
Туу-тикки сидела подо льдом и ловила рыбу. Она думала о том, как удачно, что море время от времени отступает и не нужно ничего делать, кроме как спуститься в прорубь возле купальни и усесться с удочкой на камни. Сверху простиралась зеленоватая ледяная крыша, а у ног плескалось море.
Чёрный пол и зелёный потолок уходили вдаль, встречались друг с другом и превращались в темноту.
Рядом с Туу-тикки уже лежали четыре маленькие рыбёшки. Осталось поймать ещё одну, и хватит на уху.
Мостки вдруг закачались под чьими-то нетерпеливыми шагами. Муми-тролль наверху постучал в дверь купальни. Подождал немного и ещё раз постучал.
— Эй! — позвала Туу-тикки. — Я подо льдом!
Эхо отскочило от ледяного потолка и закричало: «Эй!» — и несколько раз пропрыгало туда-сюда, повторяя: «Подо льдом!»
Спустя мгновение в проруби показалась опасливая морда Муми-тролля. На ушах у него красовалась потрёпанная золотая ленточка.
Он посмотрел на чёрную воду, от которой поднимались морозные клубы, на Туу-тиккиных четырёх рыбёшек и проговорил дрожащим голосом:
— Оно не пришло.
— Кто? — не поняла Туу-тикки.
— Да солнце! — воскликнул Муми-тролль.
— Солнце, — повторило эхо, — солнце, солнце, солнце…
Эхо укатывалось подо льдом всё дальше и звучало всё слабее.
Туу-тикки смотала леску.
— Не переживай ты так, — проговорила она. — Каждый год в этот самый день оно возвращается, так что, скорей всего, придёт и сегодня. Убери нос и дай мне выйти.
Туу-тикки выбралась из проруби и села на лесенку перед дверью купальни. Мгновение она прислушивалась и принюхивалась. Потом сказала:
— Вот сейчас. Сиди и жди.
Малышка Мю проехалась по льду и уселась рядом с ними. К ногам она привязала жестяные крышки от консервных банок, чтобы лучше скользить.
— Опять у нас какое-то мероприятие, — сказала она. — Но я лично только за то, чтобы освещение стало чуть получше.
Из долины прилетели две старые вороны и опустились на крышу купальни. Минуты шли.
И вдруг шёрстка у Муми-тролля на затылке встала дыбом,
