— Да ладно, — хмыкнул дядя. — Сегодня вечером, чтобы немного взбодриться, мы устроим фейерверк, духовой оркестр будет играть до самого рассвета.
Но фейерверк не состоялся — вместо него зарядил дождь. Он шёл всю ночь, и весь следующий день, и следующий день тоже, и всю неделю напролёт.
Если совсем уж честно, дождь лил восемь недель подряд. Никто в жизни не видывал ничего подобного.
Парк аттракционов пожух и поблёк, как цветок. Он просел, полинял, заржавел и съёжился, а поскольку возведён был на песке, то все сооружения начали медленно ускользать.
Тяжко вздохнув, горки с вагонетками плюхнулись в воду, карусели вертелись в больших серых лужах и в конце концов, тихо позванивая, тронулись в путь — по новым рекам, намытым дождём. Малыши — кнютты, скрютты, хомсы, мюмлы и прочие — прижались носами к стеклу, глядя, как вместе с дождём уходит июль, а краски и музыка уплывают прочь.
Зеркальная комната распалась на миллионы блестящих от воды осколков, алые бумажные розочки из «Павильона чудес» намокли и поплыли по лугам. Округу огласил жалобный детский плач.
Родители совсем отчаялись, потому что дети слонялись без дела и грустили о потерянном парке.
С деревьев уныло свисали флажки и сдувшиеся шары, в «Комнате смеха» стояла грязь, а трёхголовый крокодил устремился к морю. Правда, уже с одной головой, потому что две другие отклеились.
Хемули веселились от души. Глядя в окно, они тыкали пальцами, хлопали друг друга по спине и кричали:
— Смотрите! Вон плывёт занавес «Арабской тайны»! А вон танцплощадка! А вон пять летучих мышей из «Комнаты ужасов» повисли под крышей Филифьонкиного домика! Это же просто великолепно!
Они радостно решили, что откроют каток — конечно, когда вода замёрзнет и превратится в лёд, — и заверили хемуля, что он сможет и там проверять билеты.
— Нет, — сказал вдруг хемуль. — Нет, нет и нет. Ни за что. Я хочу на пенсию. Хочу делать что хочу и жить в тишине и полном одиночестве.
— Но, дорогой дядя! — обратился к хемулю его племянник. Он был несказанно удивлён. — Ты это серьёзно?
— Да, — отвечал хемуль. — Серьёзней не бывает.
— Но почему же ты нам раньше ничего не говорил? — растерянно спросили родственники. — Мы думали, тебе нравится.
— Я не решался.
Родственники снова захохотали. Выходит, всю свою жизнь хемуль занимался тем, что ему не нравится, только потому, что не мог сказать «нет»? Это их ужасно рассмешило.
— Ну и что же ты хочешь? — ободряюще спросила его тётка.
— Построить кукольный дом, — прошептал хемуль. — Самый красивый кукольный дом в мире, многоэтажный. Дом, где будет много комнат, и все одинаково серьёзные, пустые и тихие.
Тут хемули захохотали так, что аж на стулья попáдали. Они пихали друг друга локтями и кричали:
— Кукольный дом! Нет, вы слышали?! Он сказал «кукольный дом»! — рыдали они от смеха. — Дорогой ты наш, да делай всё, что душе угодно! Можешь взять себе старый бабушкин парк, там нынче должно быть тихо. Возись на здоровье, играйся сколько влезет. Удачи, желаем хорошенько повеселиться!
— Спасибо, — сказал хемуль, и внутри у него всё сжалось. — Я знаю, что вы всегда хотели мне добра.
От мечты о кукольном доме с красивыми тихими комнатами ничего не осталось, хемули разрушили её своим смехом. Но они не были виноваты. Они бы искренне огорчились, если бы узнали, что чем-то навредили хемулю. Слишком уж опасно раньше времени раскрывать другим свои сокровенные мечты.
Хемуль отправился в старый бабушкин парк. Теперь парк принадлежал ему. Он взял с собой ключ.
Парк стоял закрытый с тех самых пор, когда бабушка подожгла свой дом фейерверками и уехала вместе со всем семейством.
Это было давно, и хемуль даже немного заплутал.
Деревья в лесу стали выше, а дорожки спрятались под водой. Пока он шёл, дождь перестал — так же внезапно, как начался восемь недель назад. Но хемуль этого не заметил. Он горевал по утраченной мечте — делать кукольный дом ему больше не хотелось.
Но вот между деревьями показалась стена. Всё ещё очень высокая, хотя местами обрушенная. Железная калитка заржавела, замок долго не поддавался.
Наконец хемуль вошёл внутрь и запер за собой калитку. И вдруг он совершенно позабыл о кукольном доме. Впервые в жизни хемуль открыл и закрыл за собой свою собственную дверь. Он был дома. Он больше ни у кого не жил.
Дождевые тучи медленно отступали, вышло солнце. Над мокрой растительностью клубился пар, всё вокруг переливалось. Парк стоял зелёный и безмятежный. Как же давно здесь не стригли траву и не убирали! Деревья клонили ветки до самой земли, буйные кусты карабкались на деревья, тут и там среди зелени журчали ручьи, которые в своё время велела прорыть бабушка. Забыв, что должны орошать парк, они занимались исключительно собой; правда, мостки ещё кое-где сохранились, хотя дорожки давным-давно исчезли.
Хемуль ринулся в зелёную приветливую тишину, он скакал, он катался в ней кубарем и чувствовал себя юным, как никогда прежде.
«О как хорошо наконец состариться и выйти на пенсию! — думал он. — О как я люблю своих родственников! Наконец-то я могу о них больше не думать».
Он шагал по высокой блестящей траве, он обнимал деревья и даже ненадолго прикорнул на солнечной полянке посреди парка. Здесь когда-то стоял бабушкин дом. Время больших фейерверков прошло. На месте дома пробились молодые деревья, а там, где была бабушкина спальня, рос огромный куст шиповника, усыпанный тысячью красных ягод.
Настала ночь с множеством больших звёзд, и хемулю до сих пор не разонравился его парк. Такой большой и таинственный — в нём ничего не стоило потеряться, но хемуля это ничуть не страшило — ведь он был дома.
Хемуль всё бродил и бродил по парку.
