Но как же вещи — вещи старой Филифьонки? Те, что разбились, перепачкались в саже, треснули и промокли? Что же теперь — неделями напролёт их чинить? Клеить, латать, искать потерянные осколки?..
Отстирывать, утюжить, закрашивать и огорчаться, что не всё удалось исправить? Знать, что где-то всё равно остались трещины и что раньше всё выглядело гораздо красивее… Ну уж нет! А потом расставлять злополучный скарб в тех же самых унылых комнатах и, так же как раньше, убеждать себя, что так уютнее…
— Ни за что! — крикнула Филифьонка и поднялась на онемевших ногах. — Если я верну всё как было, я стану такой же, как раньше. Мне опять будет страшно… Я точно знаю. Циклоны, цунами и тайфуны будут ходить за мной по пятам…
Она взглянула наконец на дом хемуля. Дом стоял на месте. Всё, что поломалось, поджидало её внутри.
Никогда ещё ни одна настоящая филифьонка не бросала на произвол судьбы свою прекрасную мебель, унаследованную от предков…
— Мама сказала бы, что существует такое понятие, как долг, — пробормотала Филифьонка.
Было уже утро.
Восточный горизонт ждал рассвета. Над водой шныряли пугливые порывы ветра, в небе пестрели облака, забытые бурей. Мимо прокатились глухие раскаты грома.
В воздухе ощущалось беспокойство, волны метались из стороны в сторону, сами не зная, чего хотят. Филифьонка медлила.
И тут она увидела смерч.
Он совсем не походил на чёрный сверкающий водяной столб из её фантазий. Этот смерч был настоящий. Светлый. Этот смерч был вихрем из пушистых облаков и закручивался книзу в гигантскую спираль, белую как мел там, где вода поднималась из моря ей навстречу.
Этот смерч не ревел и никуда не спешил. Он просто молча приближался к берегу, плавно покачиваясь в воздухе и розовея в первых лучах солнца.
Бесконечно высокий, он беззвучно и мощно вращался вокруг своей оси, подползая всё ближе, ближе…
Филифьонка замерла, не в силах пошевелиться. Сжимая фарфоровую кошечку, она думала: «О моя катастрофа, моя прекрасная, восхитительная катастрофа…»
Смерч ступил на берег недалеко от Филифьонки. Белый вихрь — теперь это был столб из песка — величаво проплыл мимо и уверенным движением подхватил крышу с дома хемуля. На глазах у Филифьонки крыша поднялась в воздух и исчезла из виду. Вся её мебель взмыла ввысь и тоже пропала. В небо взлетели все безделушки и украшения: салфетки, семейные фотографии, грелки на чайник, бабушкин сливочник и изящные афоризмы, вышитые шёлком и серебром, — всё, всё! А Филифьонка восхищённо думала: «Как хорошо! Где мне, бедной маленькой филифьонке, тягаться с природной стихией? Что можно после этого починить? Ничего! Всё выметено, всё сметено подчистую!»
Смерч торжественно шагал вглубь суши, он вытягивался, разрывался. И исчез, больше не нужный.
Филифьонка глубоко вздохнула.
— Теперь мне никогда не будет страшно, — сказала она сама себе. — Теперь я свободна. Теперь я готова на всё.
Она посадила кошечку на камень. Во время ночных злоключений одно ухо откололось, а нос испачкался в мазуте. Из-за этого вид у кошечки сделался хитроватый и заносчивый.
Вставало солнце. Филифьонка спустилась на мокрый пляж. На песке лежал её половик. Море украсило его ракушками и водорослями. Ни один коврик в мире ещё не был так тщательно отстиран. Филифьонка хихикнула. Взяв половик в руки, она шагнула в прибой.
Филифьонка нырнула в большую зелёную волну, потом уселась на коврик и поплыла в белой шипящей пене, потом снова нырнула, до самого дна.
Одна за другой на неё накатывали прозрачно-зелёные волны. Филифьонка вынырнула на поверхность, к солнцу, она отплёвывалась, смеялась, кричала и кружилась со своим ковриком в высоких прибрежных волнах.
Ни разу в жизни она так не веселилась.
Гафса долго не могла до неё докричаться. Наконец Филифьонка её заметила.
— Какой кошмар! — кричала Гафса. — Милая, бедная фру Филифьонка!
— С добрым утром! — сказала Филифьонка и вытащила коврик на берег. — Как поживаете?
— Я в ужасе! — воскликнула Гафса. — Ну и ночь! Я всё время думала только о вас. Я его видела! Я видела, как он приближается! Настоящая катастрофа!
— Вы о чём? — невинно поинтересовалась Филифьонка.
— Вы были правы, ах, как же вы были правы! — причитала Гафса. — Ведь вы говорили, что надвигается катастрофа. А ваши замечательные, красивые вещи! Ваш прекрасный дом! Я всю ночь пыталась до вас дозвониться, я так волновалась, но линии оборвало ветром…
— Спасибо, — сказала Филифьонка, отжимая шапочку. — Но вам совершенно не стоило беспокоиться. Вы же знаете: чтобы коврик не полинял, надо лишь добавить в морскую воду немного уксуса! К чему волноваться?
И Филифьонка села на песок и засмеялась так, что на глазах выступили слёзы.
История о последнем в мире драконе
Однажды в конце лета, в четверг, Муми-тролль поймал маленького дракона — в том самом озерце с тёмной водой справа от дерева, где висит папин гамак.
Разумеется, ловить дракона вовсе не входило в его намерения. Он просто надеялся поймать несколько водяных козявок, которые носились по илистому дну, и посмотреть, как они гребут ножками и действительно ли они плавают задом наперёд. Но когда он быстрым движением вытащил банку из воды, в ней было что-то совсем другое.
— Отсохни мой хвост! — восхищённо прошептал Муми-тролль, держа банку обеими лапами и не сводя с неё глаз.
Дракон был не больше спичечного коробка, он двигался в воде, грациозно помахивая прозрачными крылышками, изящными, как плавники золотой рыбки.
Но ни одна золотая рыбка не смогла бы похвастать такой обильной позолотой. Этот миниатюрный дракон весь сверкал золотом, оно струилось и переливалось в лучах солнца, а на ярко-зелёной головке горели два глаза — жёлтые, как лимоны. У него было шесть позолоченных лап с крошечными зелёными пальчиками, хвост — тоже золотой, к кончику плавно переходящий в зелёный. Словом, это был удивительный дракон.
Муми-тролль
