– Возможно, – сказала я весьма непринужденно, – сэр Ричард смотрит на уток и бургундское как на реквизиции военного времени.
Спустя какое-то время она отправилась к себе в комнату, и, когда мой брат Джон спустился по лестнице, он застал меня одну.
– Что ж, – сурово заметил он, – полагаю, именно тебя мне надо благодарить за это нашествие.
– Мне об этом ничего не известно, – ответила я.
– Чушь. Вы спланировали это вместе вчера вечером.
– Ничего подобного.
– Чем же вы тогда занимались, запершись у тебя в комнате!
– Вспоминали о былом.
– Мне думается, моя дорогая Онор, – заговорил он после некоторой паузы, – что твое нынешнее состояние должно было бы сделать нетерпимым всякое упоминание о вашей прошлой близости; не может быть и речи о ее возобновлении.
– Я тоже так думала, – ответила я.
Он взглянул на меня, поджав губы.
– Ты всегда отличалась бесстыдством, еще в юности. Мы с Робином и сестрами ужасно тебя избаловали. И теперь, в свои тридцать четыре года, ты ведешь себя как работница с молочной фермы.
На мой взгляд, он вряд ли мог подобрать более неудачное сравнение.
– Мое поведение вчера вечером, – произнесла я, – весьма отличалось от поведения работницы.
– Рад это слышать. Но у нас, тех, кто был внизу, сложилось обратное впечатление. Репутация сэра Ричарда всем известна, и если он остается наедине с женщиной в запертой комнате почти два часа, то это наводит, по-моему, на одно предположение, и этому может быть дано лишь одно объяснение.
– По-моему, – ответила я, – этому может быть по крайней мере с дюжину объяснений.
После чего я поняла, что буду проклята навсегда, и не удивилась, когда он без дальнейших доводов покинул меня, лишь выразив напоследок пожелание, чтобы я с почтением отнеслась к крыше его дома, хотя слово «потолок», по-моему, было бы куда более подходящим словом.
За весь день я не почувствовала ни капли стыда, ни раскаяния, и, когда вечером появился разгоряченный Ричард и приказал подать ужин на двоих в покои, которые приготовили для него солдаты, я ощутила злорадное удовлетворение от того, что мои родственники сидят внизу в унылом молчании, в то время как мы с генералом наверху поедаем жареную утку.
– Коль скоро ты не соизволила приехать в Баклэнд, – говорил он, – мне волей-неволей пришлось перебраться к тебе.
– Ссориться с братьями женщины, – сказала я, – это значит всегда совершать ошибку.
– Твой брат Робин отбыл с конницей Беркли в Тависток, а Перси я отошлю с поручением к королю. Остается только избавиться от Джо. Можно было бы отправить его к королеве Франции.
Он завязал узелок на платке, чтобы не забыть.
– Ну и когда же падет Плимут?
Он покачал головой, на лице у него отразилось сомнение.
– Они усилили укрепления со времени нашей Корнуолльской кампании, и это самое неприятное. Прислушайся король к моему совету и задержись здесь со своей армией на две недели, мы бы сегодня уже владели этими землями. Так нет же. Ему нужно было послушаться Хайда и двинуться на Дорсет, а я вот здесь снова оказался в том же положении, что и на Пасху, только теперь у меня для этой работенки на тысячу человек меньше.
– Значит, тебе никогда не взять его приступом? – спросила я.
– Нет, пока мне не удастся увеличить численность армии примерно еще на одну тысячу человек, – сказал он. – Я сейчас пополняю свое войско как только могу. По всему графству отлавливаю дезертиров и набираю новых рекрутов. Но парням нужно платить. Иначе они не будут воевать, и я не осуждаю их за это. На кой черт им тогда это нужно?
– Откуда у тебя это бургундское? – поинтересовалась я.
– Из Ланхидрока. Я и понятия не имел, что у Джека Робартса такой хороший погреб. Я отправил все его бутылки в Баклэнд.
Он поднес свой бокал к канделябру и улыбнулся.
– Тебе известно, что лорд Робартс разорил Менебилли просто-напросто потому, что ты разграбил его поместье?
– Он на редкость тупоголовый тип.
– Когда речь заходит о грабеже, вы с ним друг друга стоите. Сторонник короля умеет так же хорошо разрушать, как и мятежник. Полагаю, Дик рассказал тебе, что Гартред была с нами в Менебилли?
– Что ей там было нужно?
– Серебряная посуда герцогства.
– Ей хочется побольше власти. Мне бы самому пригодилась эта посуда, чтобы выплатить солдатам жалованье.
– Она была очень дружна с лордом Робартсом.
– Мне еще не встречался мужчина, который бы ей не понравился.
– Весьма вероятно, что она шпионит для парламента.
– Ты заблуждаешься на ее счет. Чтобы добиться своих целей, она сделает что угодно, но такое… Ты забыла старую поговорку: из трех корнуолльских семей у Годолфина всегда будет в избытке ума, у Трелони – отваги, а вот у Гренвила – преданности королю. Гартред родилась и воспитывалась как член семьи Гренвил, не важно, что она готова переспать с каждым парнем в герцогстве.
«Брат, – подумала я, – всегда будет заступаться за сестру». Может быть, в этот самый момент Робин делает то же для меня.
Ричард встал и посмотрел в окно на стоявшие в отдалении Каттуотер и Плимут.
– Сегодня вечером, – произнес он спокойно, – я бросил кость, как игрок. Может, получится. Может, нет. Если все сложится удачно, Плимут к рассвету будет наш.
– Что ты хочешь этим сказать?
Он по-прежнему смотрел в окно, туда, где мерцали огни Плимута.
– Я связался со вторым человеком в командовании гарнизона, – сказал он тихо, – неким полковником Серлом. Не исключено, что за сумму в три тысячи фунтов он сдаст мне город. Мне подумалось, что, чем и дальше продолжать попусту жертвовать человеческими жизнями, стоит испробовать подкуп.
Я молчала. Затея была рискованной и дурно попахивала.
– Как ты это устроил? – спросила я наконец.
– Юный Джо проберется сегодня на закате дня через позиции, – ответил он, – и на время спрячется в городе. Он несет полковнику мое послание, в котором я твердо обещаю выплатить три тысячи фунтов.
– Не по душе мне все это, – призналась я. – Из этого не выйдет ничего хорошего.
– Может, и так, – проговорил он равнодушно, – все ж таки стоит попытаться. Меня совсем не прельщает перспектива биться головой о ворота Плимута целую зиму.
Я подумала о юном Джо и о его дерзких карих глазах.
– Предположим, – произнесла я медленно, – они схватят твоего Джозефа.
Ричард улыбнулся.
– Мальчишка способен постоять за себя.
Но у меня перед глазами предстал лорд Робартс – такой, каким я видела его в последний раз, – в грязных сапогах и с каплями дождя, стекавшими по его плечам, угрюмый и мрачный из-за поражения, – и я поняла, как сильно он должен ненавидеть само имя Гренвила.
– Я буду на ногах с раннего утра, – сказал Ричард, – до того, как ты проснешься. Если к полудню услышишь залпы всех пушек, что расположены внутри крепостных стен, знай, это я после быстрого и кровопролитного боя вошел в Плимут.
Он обхватил руками мое лицо и поцеловал меня, а затем пожелал спокойной ночи. Но
