– Коля, неси! – крикнул он, оглянувшись.
Из леса вышел Бочкин с двумя бронебойными снарядами. Он подошел к лейтенанту и встал рядом. Соколов взял один из снарядов и поднял его над головой.
– На, смотри, старшина! Это настоящие бронебойные. А вам загрузили в укладки хлам, который ничего, кроме листа фанеры, не пробьет. А я тебе предлагаю настоящие снаряды. У нас их немного, всего семнадцать штук, но это оружие. Понимаешь? И по два диска патронов к танковым пулеметам на каждую машину. А у тебя сейчас пулеметы пустые. Сообрази, старшина. Или ты сейчас не послушаешь меня и поведешь своих ребят туда, в поле. И вас там всех сожгут. Или я вооружу вас, сяду в «семерку» и пойду первым. И мы эти пять немецких коробочек разнесем в пыль, а потом устроим фашистам прощальный фейерверк! И повернем в сторону линии фронта. К своим, на танках, и не с пустыми руками. Не будем стыдливо писать рапорты о том, как попали в плен и ели похлебку из рук врага. А будем писать, как не склонили голов, захватили оружие и с боем вырвались к своим. Разницу понимаешь?
– Да, – кивнул головой старшина. – Рисковый ты парень, лейтенант! Давай командуй.
– Давно бы так, – усмехнулся Соколов. – Давай командиров танков сюда. Я поставлю задачу.
– Связи нет между машинами. ТПУ с грехом пополам работает. В башне с механиком пинками общаемся.
– Все работает, – заверил Соколов. – Немцы тоже думали, что не работает. Глуши моторы. Бочкин, снаряды к танкам! Бабенко, восстановить связь. Омаев, пулеметные диски сюда. Логунов, принять «семерку».
Четкие приказы, спокойные и эффективные действия экипажа заставили танкистов поверить, что эти люди, такие же танкисты, как и они, хорошо все продумали, они знают, что делать. И вообще, когда появился командир в звании лейтенанта, пусть и младшего, и начал распоряжаться, на душе стало спокойнее. Даже старшина, назвавшийся Павлом Шубиным, заметно изменился.
Экипаж, который находился в «семерке», неохотно вылез из танка, но, как понял Соколов, скрывая облегчение. Бабенко помог в каждом танке подключить связь, которую старательно замаскировали под непоправимые дефекты рабочие на заводе, и уселся за рычаги своего танка.
– Ты его, Михалыч, еще поцелуй, – засмеялся Бочкин, видя, как Бабенко поглаживает рычаги, протирает ветошью стекла приборов и перископ.
– Поцеловал бы, Коля, – вздохнул Бабенко, не приняв шутки. – Была бы польза, так я бы каждый трак расцеловал. Лишь бы не подвела «семерка». Ведь на рискованное дело идем. А ну как наш командир не все учел?
– Ты что, командира в бою не видел? – резко бросил сбоку Омаев, заряжавший пулемет. – С нашим лейтенантом хоть в какое опасное дело можно идти. У него голова на плечах есть.
Соколов собрал командиров танков. Надо было спешить, пока немцы не заподозрили подвоха. Они ведь могли вызвать и подкрепление, и авиацию. Мало ли какие силы задействованы в этой их операции. Человек ведь аж из самого фашистского логова, из Берлина приехал снимать. Могут хоть всю армию сюда бросить по его требованию.
Алексей стал отдавать приказы, умышленно обращаясь к командирам на «ты». Так было проще, и сержанты не чувствовали напряжения. Многие нервничали и терялись, когда к ним командиры обращались на «вы». Ведь большинство танкистов были из деревни, с тракторов. Они отродясь обращения на «вы» не слышали.
– Старшина, идешь слева от меня, а ты, сержант, тройкой на расстоянии шестидесяти метров друг от друга. Не ближе. Прем напролом и стреляем. Запомните! Что бы ни случилось, какое бы положение ни сложилось, первые три выстрела следом за мной этими снарядами с завода с зеленой маркировкой. Вреда они немцам не принесут, но видимость, что мы послушно действуем по их программе, будет. И только после моего приказа «боевыми!» заряжаете теми болванками, что я вам дал. Теперь фланговые группы…
По замыслу Соколова, за их первыми тремя танками четыре другие «тридцатьчетверки» шли второй линией. По приказу они по два танка расходились влево и вправо, к самому лесному массиву. Этот неожиданный маневр они должны будут выполнить быстро, быстрее немцев, которые его не ждут. И немцы не повернут навстречу тем танкам, которые станут обходить их с флангов, потому что Соколов и два других танка будут бить по ним, стараясь попасть немецкими поддельными снарядами по люкам немецких водителей. Это собьет их с курса, возможно, ослепит, если удастся забить смотровые щели и повредить триплексы. Немцы постараются подбить танки противника, но с Т-34 это не так просто, если не подставлять бок и тем более корму. Если удастся повредить немецким водителям триплексы, немцы заволнуются, а советские танки зайдут им с фланга, вот тогда «тридцатьчетверки» и ударят настоящими болванками. Поджечь пять «панцеров» в ближнем бою на расстоянии постоянного прицела – это уже несложно. Фланговым танкам Соколов велел отдать по три «болванки», атакующей середине – по две.
В небо взвилась ракета, пущенная со стороны исходной позиции немецких танков. Старшина поднял свою ракетницу.
– Давай, – махнул ему Соколов из люка «семерки».
Взвилась ракета со стороны исходной позиции «тридцатьчетверок», которая была ответом на немецкий сигнал «мы начинаем атаку». Люки закрылись, танки выбросили из выхлопных труб струи сизого дыма и с лязгом пошли вперед. Сначала три танка, расходящиеся в стороны и выбирающие линейную дистанцию в шестьдесят метров. Следом, отпустив головные машины на сто метров, – еще четыре «тридцатьчетверки».
Соколов крутил командирскую башенку и приговаривал:
– Спокойно, ребята, спокойно. Мы снова «на коне», наша «семерка» нас не подведет. Бабенко ручается. Правда, Семен Михайлович? Вы контролировали ремонт «семерки» на заводе?
Бабенко не ответил. Сейчас механик-водитель был в напряжении больше всех. Он вел танк по выбранным заранее ориентирам, не видя двух машин, которые идут по бокам от него. От того, как он будет выполнять команды лейтенанта, как будет выбирать место для остановок, чтобы Логунов смог выстрелить, зависит многое.
Минута, еще одна. Танки шли вперед, не особенно торопясь.
И вот
