Дергачев, стараясь не стучать каблуками сапог, держался чуть сзади и слева за деловито шагавшим по скуповато освещенным коридорам и переходам внутренней Лубянской тюрьмы сопровождающим.
Этаж за этажом, изолированные друг от друга отсеки, окованные железными листами двери с квадратами окошек и решетки, решетки, решетки. Невыветриваемые запахи карболки, казенной сапожной ваксы и кислых щей… И тишина. Тишина особая, в которой даже приглушенные звуки неторопливых шагов звучали чуть ли не кощунственно. Окрашенные в серый стальной цвет прочные стены надежно защищали тайный мир Лубянки от мира большого, напоминавшего о себе лишь иногда доносившимся лязгом и звонками трамваев на Мясницкой.
Спускаясь по чуть выщербленным ступеням с этажа на этаж, Матвей вспомнил, что примерно такую же тишину он уже встречал — в красно-ковровых коридорах обкома партии. Только в обкоме она была какой-то сдержанно-торжественной, вызывающей легкий трепет в душе, а тишина здешняя непонятным образом рождала ощущение собственной малости, неуверенности и страха — страха навсегда остаться в этих стенах и уже никогда не увидеть ни солнца, ни яркого голубого неба, ни радостных лиц людей на веселых весенних улицах, по которым, деловито трезвоня, ходят красно-желтые трамваи…
— Пришли, — сухо сообщил сопровождающий. — Значит, так… Становись вот здесь, в углу. И ждем. Как самочувствие? Справишься? Помогать не придется?
— Все в порядке, товарищ старший лейтенант, справлюсь!
— Все помнишь? — Старший лейтенант, мужчина лет сорока в круглых учительских очках, пытливо и строго посмотрел на Дергачева.
— Так точно, помню!
— Ну, все, тогда ждем. Если что, не переживай, я здесь…
Матвей достал из кобуры «наган», расслабленно опустил руку с револьвером и приготовился ждать. Несмотря на все заверения, небольшой трепет он все же испытывал. Но это не был страх или неуверенность в своих силах — младший лейтенант всего лишь слегка опасался, что не сумеет выполнить задание настолько точно и четко, как от него требуется…
Минута шла за минутой, повинуясь быстрому бегу секундной стрелки, и Матвей невольно вспоминал, как три дня назад его вызвали в неприметный кабинет, в котором находились двое мужчин, естественно, в форме НКВД.
— Товарищ капитан Госбезопасности, младший лейтенант Дергачев прибыл по вашему приказанию!
— Проходи, лейтенант, присаживайся… — Коренастый красивый капитан с двумя знаками почетного чекиста и орденом Красной Звезды на гимнастерке отодвинул в сторону тоненькую папку и, выдержав небольшую паузу, продолжил: — Есть мнение, товарищ Дергачев, что вам, как коммунисту и надежному, не раз проверенному в серьезном деле сотруднику, можно доверить выполнение важного правительственного задания. Что вы на это скажете?
— Готов выполнить любой приказ, товарищ капитан! — Голос Матвея был тверд и звучал уверенно — как и положено по уставу.
— Готов — это хорошо, — поправляя круглые очки, негромко произнес второй — старший лейтенант с неприметной внешностью сельского учителя. — Или все же есть какие-то сомнения, неуверенность в своих силах? Может быть, проблемы со здоровьем?
— Никак нет, товарищ старший лейтенант! Я здоров! И готов выполнить любое задание партии и правительства.
— Это хорошо, — кивая, повторил за «учителем» коренастый, неторопливо закурил и, указывая взглядом на папку с личным делом, сказал: — Член ВКП (б), хорошая армейская характеристика, почти не пьешь — да ты, я смотрю, просто золото какое-то… Ладно, а теперь, «золото», подпиши-ка вот эту бумагу!
Дергачев послушно взял предложенную ручку, обмакнул перо в чернильницу и, почти не глядя, подписал официальный документ о неразглашении государственной тайны. Сколько подобных бумаг с устрашающими лиловыми грифами он уже подписывал — так одной больше, одной меньше!
— А теперь о деле. — Капитан сильным движением раздавил в пепельнице окурок и легонько прихлопнул ладонью по столешнице. — Дело, сразу скажу, не самое простое и далеко не каждому по плечу… Надо будет приводить в исполнение приговоры, я имею в виду высшую меру. То есть, попросту говоря, расстреливать врагов народа и прочих преступников. Как, Дергачев, хватит духу, не подкачаешь? Если чувствуешь неуверенность, лучше сразу скажи!
— Я готов, товарищ капитан, — твердо повторил Матвей, чувствуя, как между лопатками пробегает легкий холодок. — Выполню любое задание партии и командования!
— Что ж, тогда немного о деталях… Чтоб ты не сомневался, — жестко усмехнулся коренастый, — скажу, что исполняем мы приговоры, утвержденные высшими судебными органами СССР. Так что расстреливать придется действительно преступников, по которым пуля плачет. Обо всем остальном тебе расскажет товарищ Мангулис — как, что, где и прочее…
Мангулис, несмотря на обманчивую внешность тихого учителя, оказался мужиком знающим, дельным и жестким. Старший лейтенант объяснил Дергачеву все нюансы и тонкости процедуры исполнения, провел по коридору, по которому приговоренные делали последние в своей жизни шаги, рассказал и показал, как и куда надо целиться, чтобы смерть наступила практически мгновенно и крови было как можно меньше.
— Стрелять будешь из «нагана». Целиться надо вот сюда. — Мангулис ткнул жестким пальцем в затылок Матвея. — Запомнил? Не промажешь?
— Так точно, запомнил! Не промажу, товарищ старший лейтенант.
— Ну да, это же не с тридцати метров в спичечный коробок палить… — блеснула за стеклами очков насмешка…
Дергачев услышал условный звяк связки ключей и голос охранника, командующего: «Прямо! В конце коридора направо!» Он внутренне подобрался и слегка пошевелил пальцами, сжимающими револьвер.
— Направо! Проходим, не задерживаем! Вот черти косорукие, краску разлили!
В узкий коридор вошел мужчина в серой арестантской робе. Шаг, второй, третий. Чуть замешкался, наступая на слой рассыпанных по полу опилок.
Дергачев бесшумно вскинул «наган», зафиксировал мушку на давно небритом худом затылке и плавно потянул за спусковой крючок.
Жало курка ударило в капсюль патрона, порох взорвался, и газы с чудовищной силой вытолкнули пулю из ствола. Тугой грохот метнулся по коридорчику, остро запахло пороховой вонью. Еще через мгновение приговоренный толкнулся вперед, обмякшим кулем завалился на бок и уткнулся лицом в пахучие опилки.
— Готов, — бесцветным голосом сообщил Мангулис и, отмечая пузырившуюся на губах мертвеца пену и мелко подергивающиеся ноги, добавил: — Молодец, но работа на четверочку. Для первого раза неплохо… Ну что, пойдем маленько отметим это дело!
— А с
