– Ваша правда, Николай Иванович, но время! Пока я отсыпаюсь, может… сами знаете, что случиться.
Уж это опытный хирург знал превосходно.
– Отсюда же ещё одно ограничение: если лечение сложное и длительное – восстановление костной ткани, к примеру, то оно требует моего регулярного внимания. Вам про зубы рассказывали?
Пирогов совершенно искренне удивился:
– Зубы? Какие зубы? Чьи зубы?
– Была тут у меня пациентка, она в своё время зубов лишилась, ну так я их восстановила. Это самый простой случай – имею в виду варианты работы с костью. Два сеанса – и полный порядок. И всё же не одним разом… хочу сказать, моя работа потребовалась дважды в течение двух суток.
Хирург про себя твёрдо решил, что непременно разузнает об этом более чем интересном случае через свои источники. Но оставались ещё вопросы.
– Мария Захаровна, вы говорили, что и я мог бы научиться. Хотя бы кратенько опишите: как?
Лицо женщины-врача на секунду сделалось мрачным.
– Николай Иванович, не хотелось бы вас обижать, но… шансы очень-очень малы. Вы мужчина, поэтому один на тысячу, да и то сомневаюсь.
– И всё же: как?
– Судите сами. Для начала надо проверить, есть ли у вас вообще способности к восприятию ма… – женщина запнулась, но вскоре вспомнила слово, – энергетических потоков. Допустим, что есть. В моих краях такой человек встречается один на сотню. Потом надо проверить, к чему у вас природная склонность. Если вы не имеете таланта к восприятию потоков человеческого тела… – Женщина вдруг прервалась и прищурилась. – А ведь я недооценила вас. Поздравляю, доктор. Тут возможно соединение умений врача, а они у вас уже есть, и способностей, пусть даже скромных… Очень интересное сочетание. Да, если способности вообще имеются, то они лишними в вашей профессии не будут. А та проверка, о которой я говорила, из дешёвых, ей честная цена – один ваш рубль. Но есть очень серьёзное препятствие. Крайне серьёзное. – Глаза молодки из чужих краев приобрели хирургическую жёсткость. – Даже если природная склонность обнаружится, то она не может уцелеть здесь. Точнее, долго прожить не сможет. Одна лишь встреча с человеком, способным гасить их, – и всё.
Уж чем-чем, а замедленностью мышления хирург не страдал.
– Так ведь я наверняка уже встречался с такими личностями. Вблизи меня тысячи проходили: ученики, больные, коллеги…
– Совершенно верно, Николай Иванович, но эти способности (если они были) можно восстановить. Не навсегда, а лишь до встречи с ещё одним… ну, вы понимаете.
– А сколько раз можно так «чиниться»?
– Да сколько хотите. Но чтобы сохранить способности надолго, нужна защита, такая же, какая есть у меня. И в придачу умение обращаться с… этой защитой. А это само по себе требует способностей, о которых я говорила. Да, задача интересная: приспособить чуждую специализацию к лечению…
На Пирогова снизошло божественное вдохновение:
– Мария Захаровна, а ведь решение этой задачи может стать темой вашей диссертации.
Эти слова оказались ударом страшной силы. Молодая женщина широко распахнула глаза, открыла рот, попыталась (безуспешно) хоть что-то сказать, потом с видимым усилием справилась с собой.
– Да, вы правы: может. – В глазах Мариэлы загорелся хорошо знакомый Пирогову исследовательский огонь. – А давайте сразу же и проверим. У меня есть кое-что с собой.
С левой руки женщина-врач с истинно хирургической скоростью и ловкостью сняла массивный серебряный браслет с крупным прозрачным камнем.
– Старайтесь сидеть неподвижно, Николай Иванович… на вашу руку не налезет, ну и не надо, – бормотала она, – на три пальца уж точно пойдёт, а большего и не потребуется. Ну-ка… он ведь накапливает… должен подействовать… давно же я этим не занималась… тут Тифора бы… – Мариэла произнесла ещё несколько слов, но, судя по интонации, то были не заклинания, а ругательства. К такому Пирогов был готов.
Последовала пауза. Удивительное дело: хирург не смог оценить её длительность, хотя обычно время он чувствовал превосходно.
Наконец действие закончилось. Серые молодые глаза глянули прямо в лицо хирургу.
– Не порадую.
– Поясните, будьте так любезны.
– Есть у вас способности, Николай Иванович. Будь вы уроженец моего… то есть моей родины, я вас поздравила бы. Но…
– Не к врачебной деятельности?
– Именно. Электричество – это да. Молниями швыряться, например…
Эти слова были приняты за шутку.
– …А ещё вода. Кстати, для врача очень даже неплохо. Справляться со скоплением воды в полостях… кровотечение остановить… многое можно тут сделать. Но учить я вас не буду. Пока что.
– Но почему?
– Так как же, Николай Иванович! Защита нужна. Пока я её закажу, пока получу… Но вот после этого – да. Конечно, если у нас с вами будет на то время.
– Ох! Вы правы, голубушка, правы кругом. Да я вот подумал, что и называть-то вас так не comme il faut[6]. А как? Госпожа учитель?
К некоторому удивлению собеседника, Мариэла задумалась, потом подняла голову.
– Когда мы с вами наедине – наставница, а на людях – по имени-отчеству. Мне кажется, так лучше. Но лишь после того, как я в самом деле стану вашей наставницей.
– И опять ваша правда.
Двумя часами позже Пирогов напросился к Нахимову «на чай». Сказать правду, тот напиток был порядочно разбавлен добрым берлинским ромом. Отдать доктору должное: в его словах не проскальзывало ни капли зависти.
– Павел Степанович, верьте чести: глаза тому матросику выжгло! Клянусь Крестом Животворящим! А она их вылечила за… ну, и часу труда не положила. Как перед Господом! И руку Белых спасла! Об ожогах и вовсе ни слова не говорю. Ну, тут бы я тоже… кхм… кое-что мог, но ведь после и шрамов никаких! Да тот, с глазами, проснётся с такой чистой рожей – хоть сразу под венец! Эх, если бы этакого лекаря да к нам на жалованье… И добавить обязан: чванства в ней никакого. С правилами этикета не особо знакома, это верно, оттого и почтительности, может, не хватает, но слышали бы вы, как она отзывается о своей наставнице! Хотел бы я, чтобы мои ученики так всегда обо мне говорили.
