– Вот как? Ну, а я ей категорически воспрещаю-с! В данной ситуации женщине нечего делать в бою, а раненых, коль будут, доставят к ней в Севастополь. Вам разрешаю преследовать те фрегаты. Сим же приказываю: азарту не поддаваться! И в случае повышенной опасности для корабля выходить из боя, скорости у вас на это достанет. Всё ясно?
– Так точно, ваше превосходительство! Осмелюсь попросить: судовой врач, как думаю, нам не положен. Так нельзя хоть какого санитара от Николай Иваныча?
– Обещаю переговорить.
Семаков вышел от Нахимова в размышлениях. Были и ещё заботы. Не последней из них числился некоторый пессимизм командира «Морского дракона» относительно состояния экипажа. Возможно, на мнение Семакова повлияли натурфилософские рассуждения; вполне вероятно, сыграл свою роль жизненный опыт – как бы то ни было, лейтенант отнюдь не был уверен, что вчера все офицеры, а также нижние чины были поголовно трезвы. Более того, мудрый командир полагал утреннее похмелье непременнейшим следствием вечернего винопития. Но также морская образованность подсказывала, что меньше чем за сорок часов (это в самом лучшем случае!) повреждённые корабли не дойдут даже до Варны, тем более до Босфора – как-никак двести пятьдесят миль круглым счётом. Времени на поправку здоровья хватит.
Но по-любому приказ адмирала, запрещавщий Мариэле идти в бой, надлежало довести до мага жизни, что командир «Морского дракона» с утра и сделал. Госпожа доктор явно хорошо понимала дисциплину, подчинившись без малейших признаков неудовольствия. И всё же вопрос с её стороны появился:
– Владимир Николаевич, не нуждается ли кто из экипажа в моих услугах?
– Нет, никого лечить не надо – вашими трудами, кстати. Ну, если не считать похмелья.
– Помилуйте, это простейшее заклинание, на такое любой бакалавр способен. А уж магистр тем более. Тифор! Не откажешься поработать?
– Это можно. Владимир Николаевич, так я пройду с вами? По дороге Тифор просветил моряка насчёт предполагаемого лечения.
– Считается, что этот метод изучают на четвёртом курсе университета, а на самом деле любой второкурсник знает. Очень уж востребованное умение, знаете ли. Старшекурсники подрабатывают: за небольшую плату обучают младших коллег.
– И это не запрещено? – удивился лейтенант.
– Конечно, запрещено, но начальство делает вид, что не замечает. Тут ещё и университетские традиции, надо заметить. Праздники соблюдают, опять же…
К моменту, когда лейтенант Семаков в сопровождении рыжего мага появился у причала, там уже скопились все члены экипажа. Наблюдательный человек мог заметить на некоторых из них признаки похмелья. На всех прочих же это заболевание было прописано крупными буквами.
Господин магистр принял самый деловой вид. Он энергичной походкой подошёл к наиболее болящему, приветливо глянул, задержался не более чем на секунду и… пошёл дальше. Излеченный улыбнулся глупейшей из улыбок и только повернул голову к соседу, как мимо того уже прошёл рыжий ангел-спаситель. Результат был такой же.
Не прошло и пятнадцати минут, как весь экипаж начал шёпотом переговариваться, обмениваясь впечатлениями. Но удивлению разрастись до болезненной степени не дали.
– Как понимаю, всем полегчало?
Вопрос был риторическим.
– Ваше счастье, что господин Тифор решил вам помочь. Он тоже кое-что может по части поправки здоровья, хотя Марья Захаровна понимает в этом побольше. – Тут командир снизил мощь голоса и почти что прошептал: – Тифор Ахмедович, сколько мы вам должны за труды?
Присутствуй здесь кто-то из знавших универсала раньше, непременно ахнул бы. Такое увидишь не часто – чтоб Тифор и вдруг смутился.
– Ну… э… я так вот… скажем, половина рубля серебром.
– Полтинник, вы хотели сказать? Извольте получить.
А дальше закипела работа по спешной подготовке к походу.
Адмирал не подвёл: к моменту отхода к причалу подошёл Прохор Гуреев, санитар госпиталя, имевший некоторый опыт врачевания ран.
Разумеется, у Османской империи была весьма неплохая разведсеть в Крыму ещё со времён татарского владычества. Но англичане об этом также позаботились. Другое дело, что они зачастую использовали те же источники информации (к вящей прибыли источников). Французы же больше полагались на связи в военных кругах. Как бы то ни было, информация пошла.
В похвалу английскому коммодору Скотту будь сказано, у него были свои личные каналы для получения сведений. Эти каналы именовались «хорошие отношения с одним невысоким чином из разведки». Означенный чин (в звании лейтенанта) по имени Джон Ватсон был информирован намного лучше, чем кто бы то ни было из его начальства. Причина была проста: именно этот младший офицер занимался нудной и совершенно неблагодарной работой отсеивания зёрен от плевел в потоке информации. Вторым достоинством мистера Ватсона было его неравнодушное отношение к горячительным напиткам. Ну а мистеру Скотту оставалось при этом лишь встретиться, наливать, подливать, запоминать и анализировать. С последним действием и возникли проблемы.
То, что у русских появился новый небольшой корабль, новости не представляло. Быстроходный – но и это было известно. Без парусов – так об этом уже знали все члены экипажей трёх пароходофрегатов. Болтуны сообщили: примерный предел скорости – двадцать узлов, но держать его можно очень недолго из-за перегрева машин. Но ни тип котлов, ни вид машин осведомители просто не знали, поскольку и сами матросы были об этом в полном неведении.
С вооружением было ещё больше неясностей. Бесшумный и бездымный порох для орудий: раньше подобное могло бы позабавить, но теперь в сочетании с рассказами спасшихся французов это уже не казалось смешным. Бомбы – почему-то их называли «гранаты» – огромной разрушительной силы. Непонятный вид пороха, именуемый тротилом. Но ни слова о том, по какой причине эти гранаты взрывались только при попадании в воду. Правда, было светлое пятно: кто-то из русских упомянул дурное качество этих гранат – не каждая из них взрывалась. Как раз это было понятно капитану Скотту: явно новое вооружение не могло не иметь слабых мест. Но вот когда наладят его качественное производство, будет хуже.
Какие-то смутные разговоры об иностранцах, помогавших создать этот неординарный корабль и вооружение. И никто точно не знает, откуда они. Впрочем, один из них явный немец с характерным именем… или швед? А может, голландец? Непонятно.
И совсем уж дикие разговоры о женщине-враче. Если бы речь шла о русской, то умный англичанин отмёл бы эти сведения как
