– Помогай вам Бог, Владимир Николаевич.
Но до отхода оставалось ещё одно дело.
Лейтенант не питал особо радужных надежд относительно предстоящего дела и потому выстроил экипаж на палубе.
– Вот что скажу, братцы. Завтра с утра «Морской дракон» идёт против эскадры. Восемнадцать вымпелов противника уже вышли из Константинополя и направляются на Севастополь. Мы дадим бой, но помочь нам никто не сможет. Со мной – только по доброй воле. Охотники – шаг вперёд!
Строевая подготовка никогда не пользовалась любовью флотских в любом чине. Но тут ноги матросов и унтеров дружно ударили в гулкую палубу единым движением.
– Есть ещё время, братцы, исповедаться и причаститься Святых Тайн. Вечером вызвавшимся быть на борту, да чтоб тверёзыми. И… знаю, что не подведёте.
За всех ответил младший унтер-офицер Зябков:
– Обижаете, ваше благородие. Нешто мы не понимаем?
В качестве артиллерийского офицера прислали поручика, типичного такого: возраст соответствующий, мундир чистенький, выражение лица любопытствующее, густота усов ниже средней, особых примет нет.
Когда юный артиллерист ещё только-только подходил к сходням, старший помощник по уже устоявшейся привычке проверил сигнализатор негации – ничего. Командированный если и заметил мимолётный взгляд моряка, то не придал ему значения. Лихо отдав честь, сухопутный оттарабанил:
– Поручик Боголепов, честь имею! Прислан генерал-лейтенантом князем Васильчиковым для ознакомления с артиллерийской системой «Морского дракона»!
– Лейтенант князь Мешков, имею честь! Старший помощник, он же начальник артиллерии на «Морском драконе». Все вопросы, коль будут, – на лице князя на миг появилась загадочная улыбка, – ко мне. Но только после боя! Уж поверьте, в деле весь экипаж будет очень занят. Вот что ещё важно, поручик: с вашей стороны не должно быть никаких указаний нижним чинам. Наибольшую пользу, которую вы можете принести: глядеть, слушать, запомнить, доложить начальству. И ещё: по флотской традиции принято вне строя обращаться к другим офицерам по имени-отчеству. Меня зовут Михаил Григорьевич.
– Меня – Фёдор Фёдорович.
– Отлично. Во время похода и боя ваше место в боевой рубке. У нас ещё есть с десяток минут. Пойдёмте, я вам покажу корабль и представлю вас командиру.
Показ занял меньше десяти минут. Большое потрясение у артиллерийского поручика вызвали машины, точнее, их отсутствие. Выражение лица Боголепова было настолько ошарашенным, что лейтенант вынужден был заметить:
– Вы видите последние достижения науки, Фёдор Фёдорович. Обеспечивается и движение корабля, и подача гранат наверх, и работа помп, если понадобится.
Сами орудия тоже показались отнюдь не ординарными.
– Михаил Григорьевич, но почему столь малая толщина стенки ствола?! Его же разорвёт! С первого выстрела!
– Отнюдь, Фёдор Фёдорович. В порохе это орудие вовсе не нуждается. Принцип перемещения гранаты совсем не тот, что привычного вам ядра. Да и сами гранаты необычные. Начинка… – последовала крошечная пауза, – тротил; это взрывчатое вещество намного мощнее обычного пороха. Впрочем, сами увидите. Первый недостаток сих гранат – количество. У нас их очень мало. Вы сами могли видеть – тех, что покрупнее, двадцать одна штука. Мелких имеем много, но, увы, они куда менее эффективны. Второй недостаток: взрываются не все. Причём зависит это от меткости комендора: чем ближе к вражескому кораблю попадание, тем менее вероятен взрыв. Почему – нет времени объяснять. Мне пришлось бы продиктовать вам вот такой том.
Ладони начарта показали нечто толщиной с Библию.
– Михаил Григорьевич, а как…
– Извините, Фёдор Фёдорович, нам пора. А сразу после отхода будут учения экипажа. Вот, кстати: разрешите представить вам командира «Морского дракона» лейтенанта Семакова Владимир Николаевича.
Георгиевский крестик на мундире господина лейтенанта был поручиком замечен и оценен по достоинству.
На взгляд сухопутного артиллериста учения были столь же странны, как и корабль. Не было произведено ни единого выстрела. Вместо этого командир что-то вполголоса объяснял князю Мешкову и двум комендорам, потом он заставил нижние чины повторить инструкции, после чего последовало то, что не влезало ни в какие рамки: орудийная прислуга резво попрыгала в трюм, бросив артиллерию на произвол судьбы. Затем флотские артиллеристы вылезли, снова стали к своим загадочным пушкам, и по команде от лейтенанта Семакова повторилось то же самое упражнение по нырянию в трюмный люк.
Подумав, армейский артиллерист признал правоту командира. Тот вёл «Морского дракона» – кстати, откуда такое название? – в ему одному известном направлении. Останавливаться и палить по мишеням было некогда. Да и было этих гранат до обидного мало. Не преминул артиллерист с некоторым уважением и даже опаской оглядеть рубку: в ней было столько рычагов, рычажков и огоньков (не говоря уж о самом штурвале), что глаза разбегались.
Часов у поручика, понятно, не имелось. Но по его прикидкам, с момента отплытия прошло пару часов. Здоровенный мичман Шёберг сменил командира за штурвалом. Почему-то каждый вахтенный регулярно поглядывал себе на ладонь, точнее, на небольшую пластинку, по виду серебряную, которая при сдаче вахты переходила из рук в руки.
– Есть сигнал, Владимир Николаевич, – пробасил мичман, – много целей, вест-зюйд-вест, дистанция – двадцать пять.
– К бою!!! – загремела здоровенная глотка командира.
В ту же минуту набежавшие матросы ловко (явно не в первый раз) вынули из стен рубки рамки со стёклами и заменили их на тяжёлые металлические заслонки с щелями. Рамки унесли в трюм. К пушкам резво подскочила прислуга: к носовой – трое, к кормовой – двое.
– Гранаты подавай! – рявкнули наводчики в два горла.
Колёса с надетыми на них (даже на вид тяжеленными) цепями провернулись легко и почти бесшумно. На два приёмных лотка носовой пушки легло по пять гранат каждого вида. Кормовая пушка была рассчитана на гранаты меньшего размера; таких на лотке тоже лежало пять.
– Верхушки мачт над горизонтом! – завопил сигнальщик петушиным голосом.
– А ведь нас тоже могли заметить, – совсем негромко высказался старший помощник.
– И то правда, могли… Мягонький! Докладывать о любых перестроениях в неприятельской эскадре!
– Слушаюсь, ваше благородие!
Не более чем через десять минут даже армейскому поручику стало ясно: вражеская эскадра идёт двумя колоннами, по девяти кораблей в каждой. Цвета флагов на таком расстоянии различить не мог никто.
Последовал диалог на флотском языке, оставшийся по этой причине не до конца понятным сухопутному
