Случилось так, что начальник лагеря Беверло покинул нас, чего мы никак не желали и не ожидали. Бедняга утонул во время купания. Все мы или большинство из нас сожалели о потере, несмотря на все его ошибочное обращение с нами вначале, пока он хорошенько не узнал нас. По-моему, это был единственный начальник тюрьмы или лагеря, заслуживший уважение своих заключенных. На его похоронах было море цветов и целая делегация заключенных!
С начала 1949 года поползли слухи, будто лагерь Беверло закроют. И, похоже, ликвидируют. К тому же, как вы помните, мы уже использовали его постройки ради поддержания тепла. Между нами говоря, разрушить лагерь было бы проще простого, поскольку бараки держались лишь на честном слове. Но для нас это стало бы трагедией – куда нас теперь сошлют? Здесь, на свежем воздухе, мы больше не чувствовали себя «заключенными под стражу»! Более того, заключенные собственными силами, хотя и с одобрения начальства, создали много чего хорошего. Кое о чем я вам расскажу, чтобы вы имели представление. Хозяйственная служба, благодаря своей деятельности, собрала значительные средства, а также убедила начальника и администрацию лагеря в полезности своей деятельности и целесообразности вносимых ею предложений. Так, например, было предложено создание плавательного бассейна, спроектированного и построенного полностью силами и на средства заключенных! Бассейн был без подогрева воды, тем более не олимпийский, но все равно он вышел примерно 20 метров в длину и 6 метров в ширину. Его нельзя было подогревать, поскольку зимой наши отсеки и без того оставались практически холодными. Бассейн построили в секторе «Е», и все секторы поочередно ходили туда.
На строительстве работали рабочие как из сектора «G», так и из «Н». Для бассейна предназначалось послеобеденное время. Я считал, что лучше поплавать, чем слоняться из угла в угол, тем более что плавать мне нравилось. Еще до этого у меня появилась привычка время от времени ходить из одного сектора в другой, повидать друзей. Поначалу приходилось прибегать к разным уловкам, но скоро охранники привыкли видеть, как я перемещаюсь между секторами. Хотя для этого необходимо было иметь разрешение, которого у меня, естественно, не было. Многие из моих товарищей постоянно удивлялись, что я могу ходить повсюду, не имея на то особых полномочий, кроме собственной привычки. Это давало мне возможность почти каждый день, в послеобеденное время, ходить в бассейн, по крайней мере когда он был открыт, поскольку зимой вопрос о плавании даже не стоял.
И напоследок необходимо рассказать о наших товарищах, работавших в шахтах, о чем мне поведали мои замечательные друзья, заслуживающие абсолютного доверия, поскольку случавшиеся здесь положительные события никак не отменяли того факта, что бывали и плохие! Мой товарищ Роберт Х. трудился в угольных шахтах Эйсдена. В соответствии со сменой его бригады, дневной или ночной, на утреннюю смену он поднимался в 4:00 утра и отправлялся со своими товарищами на небольшом поезде в забой. Люди, которых не обеспечивали самым элементарным питанием, притом что они выполняли такую тяжелую работу, оказывались в забое раньше гражданских, получавших усиленное питание. Вдобавок ко всему шахтеров, как из заключенных, так и из гражданских, имели обыкновение бить медными шахтерскими лампами. Как только работа заканчивалась, первыми, естественно, на поверхность поднимались гражданские, оставляя наших дожидаться в стволах шахты. Вот почему они часто проводили на глубине по десять, а то и больше часов в день кряду!
Когда наших товарищей наконец поднимали на свет божий, им приходилось ждать, когда бельгийские солдаты соизволят отконвоировать их обратно в лагерь. А до него приходилось топать пешком с десяток километров! После такой тяжелой работы еще 10 километров пешком! Часто проходило целых 16 часов прежде, чем они добирались до своих бараков! Шахтеры уставали до такой степени, что не имели ни сил, ни желания приготовить себе еду! К счастью, находились сочувствующие им товарищи, заботившиеся о том, чтобы покормить их.
Эти сотни молодых заключенных и немецких военнопленных, которых тоже заставляли работать на наших шахтах, определенно внесли весомый вклад в восстановление экономики страны. Кое-кому из «деятелей» следовало бы хорошенько запомнить это! Но тем не менее эти «ответственные лица» совершенно бессовестно закрывали глаза на то, что рабочих в шахтах, безо всякого повода и причины, порой избивали тяжелыми лампами и рукоятками кирок! Более того, конвоиры с овчарками зачем-то сопровождали этих эксплуатируемых, голодных и измученных людей, дабы они не сбились с пути.
Хоть сам я там и не был, но мне рассказывали, что «гражданские» шахтеры всегда по-человечески и даже по-дружески относились к шахтерам-заключенным.
О плохом обращении и преступлениях по отношению к заключенным можно написать несколько томов. Но это не относится к моему повествованию, и я закрываю данную тему.
Глава 28. Колония Мерксплас
Случилось то, чего и следовало ожидать! 5 июля 1949 года меня перевели в Мерксплас. И сразу же я погрузился чуть ли не в Средневековье! Мы прибыли под вечер, и нас поселили в общих спальнях в мансарде. На следующий день мы поочередно предстали перед начальником колонии. Ни дать ни взять персонаж из романа Диккенса или какого-то другого мрачного произведения! Такого начальника тюрьмы можно было встретить в тюрьмах лет сто пятьдесят назад! О чем свидетельствовала его манера одеваться, а также склад ума. Он потребовал, чтобы я дал обещание и даже подписал бумагу о том, что я не собираюсь бежать! Со смеху можно помереть! Разве они доверяют нашему слову или подписи? Меня с души воротит от Меркспласа, и я отвечаю, что не могу ничего обещать; сегодня я не думаю о побеге, но завтра могу и передумать. После чего меня тут же отправили в карцер. Тут вам не Беверло! И, словно мне мало неприятностей за один день, войдя в карцер, я увидел на стене распятие. Я тут же снял его и отдал охраннику, говоря, что хотел бы побыть один. Сначала он сердился, но я настаивал на своем. Он пытался повесить распятие на место, но я не дал ему этого сделать, загородив спиной гвоздь в стене. После нескольких попыток охранник остыл и заявил, что, похоже, у него со мной будут проблемы, хотя перед этим говорил, что это мне надо ждать от него неприятностей. Я же ответил, что мне к ним не привыкать. Охранник становился почти дружелюбным, причем до такой
