– Хоть и началась Святая седмица, но дабы не обидеть отказом, разрешаю вам вкушать все, что дадут, – и добавил вполголоса: – Мне же не по чину нарушать заветы.
Обед, скорее, походил на походный завтрак. Двое нукеров, кстати, облаченных в доспехи, внесли подносы, поставили прямо на пол и сами уселись рядом, протянув жадные ручонки к еде. Но первым трапезу начал нойон, подбросив один кусочек мяса в воздух. Затем он пиалой зачерпнул меда из кадки, плеснул вверх и на все стороны света, отпил сам и дал священнику, как самому старшему из гостей.
Лишь после такой церемонии монголы приступали к еде, если её так можно назвать. Да уж, плоховато кормят моавитян, хотя, по идее, передовому отряду должны доставаться все трофеи. Но благодаря нашим стараниям, во всем княжестве мародерам нечем поживиться, а обозы идут с основным войском, так что на завтрак сегодня только дичь. Но не какие-нибудь рябчики или зайцы, вовсе нет. На одном из блюд лежали большие куски, которые Проня назвал медвежатиной. Вот их он вместе с Яриком и Капецой и взял. Мне же, чтобы не сердить попусту хозяев, пришлось питаться со второго блюда, хотя, судя по неприятному запаху, то была волчатина. Эту гадость мне один раз вкушать уже приходилось, на курсах выживания, и ни малейшего желания повторить кулинарный эксперимент не было. Но дипломатия прежде всего. Стараясь не морщиться, я насколько мог быстро прожевал твердые горьковатые комки, надеясь, что те лекарства и вакцины, которыми меня пичкали перед выходом, еще действуют. Монгольские кулинары не уделяли должного внимания тщательной термообработке сырья, и, не за едой будет сказано, всяческие бактерии, а также эхинококки с трихинеллами могли доставить немало неприятностей.
Отдав долг «яствам», я смог сосредоточиться на мыслях о Йисуре. Это имя мне встречать приходилось только в хрониках семидесятых – восьмидесятых годов. Но, скорее всего, это он и есть. Повернувшись к переводчику, я нарочито громким шепотом спросил у него:
– Не тот ли это Йисур, отцом которого был сам великий Мугэ? – Чем Мугэ был знаменит, кроме того, что стал тысячником-темачи, получившим свою тысячу лично от Чингисхана, я, правда, не знал. Однако не сомневался, что мои собеседники точно знают и при необходимости расскажут о его подвигах.
Ага, судя по тому, как монголы поперхнулись, я попал в точку.
– Значит, передо мной Йисур, сын Мугэ из славного племени унгират, родственник Алчу-нойона? – А тут уж пятьдесят на пятьдесят, может родственник, а может и нет. Но с большой степенью вероятности они в родстве, пусть даже и в седьмом колене. Не так уж много в одном племени нойонов.
Опять-таки громким «шепотом» я пояснил своим непонимающим спутникам:
– Алчу-нойон – это брат Борту, главной жены Чингисхана. А свою дочь он отдал замуж за Джучи, отца Бату. То есть этот нойон близкий родич Батыя.
Делегаты впечатлились, важно покивали головами, а Ярик произнес загодя приготовленную фразу:
– Как здоровье великого хана Бату?
Ханом Батый, понятно, не является. Кахан у монголов только один, и это Угэдэй. Но Бату – главнокомандующий в великом западном походе, и чуть подольстись к нему не мешает.
Йисур важно ответил, что все в порядке, толмач перевел, а я перешел к Батыевым детям:
– Здоровы ли блистательные сыновья Бату Сартак и Тукан?
Еще бы знать, родился ли уже Абукан. Ведь метрических книг монголы не вели, а наших исследователей в ханскую ставку заслать не удавалось. Ну и черт с ним, не может же житель лесного города знать всю генеалогию степных правителей!
– А как его блистательная дочь Алчу? – А тут даже непонятно, как её зовут. То ли Алчу, в честь великого предка, то ли Алсу – заимствованное у тюрков имя. – Она тоже участвует в походе?
– Как и вся семья Бату, – подтвердил Йисур и, усмехнувшись добавил: – Не хочет в повозке сидеть, скачет на лошади и куропаток из лука бьет. Думает, воином станет.
Перечислив всех чингизидов, участвующих в походе, кроме погибшего Кулькана, я перешел к Субдэю и его сыновьям, а потом к темникам. По лицу нойона нельзя было понять, удивлен ли он такой осведомленностью и не надоели ли ему расспросы. Он отвечал стандартными фразами и не торопил меня.
Наконец, когда любезности закончились, началась основная часть игры.
– Можно у вас закупить продовольствие? – с невозмутимым видом поинтересовался отец Григорий. – У нас в городе народа набилось прорва, и сидеть им тут месяц, пока половодье не пройдет. У вас-то наверняка трофеев немеряно, а мы серебром заплатим.
– Нет трофеев, – искренне вздохнул нойон. – Серебро, рухлядь меховая в избытке, а ни зерна, ни скотины не осталось. Все, что было, поели. У вас хотели… – Подумав минутку, Йисур вежливо закончил: – Взять в качестве дани. И еще в домах остановиться, отдохнуть.
Плещей, услышав такое желание, сдвинул брови и, наклонив голову, угрюмо и твердо сказал, как поставил точку:
– Пустить в град не можем.
Монгольский тысячник почему-то не обиделся, видимо, заранее ожидая отказа, и не разгневался.
– Счастье монгола – беспредельная степь, и его дом там, где он бросил на землю кошму. Не очень-то нужен нам ваш вонючий град. Вы только признайте власть хана и дайте припасы. Ни вашего серебра, ни людей нам не надо.
– Мало же у нас еды, – простодушно соврал Ярик. – Как бы самим не оголодать.
– Как ни суши кизяк, он пахнет, – захихикал Йисур. – Блеяние и мычание скота отсюда слышно.
Отсмеявшись, темник попробовал нас утешить:
– Вы, нойоны, всегда найдете кусок для себя и дружины. А если кто-то из тариячи и помрет с голода, так еще останутся или других добудете. Все лучше, чем если возьмем город на щит.
– Мелка река да круты берега, – удачно напомнил Фрол распространенную поговорку кочевников. К Козельску эти слова подходили как нельзя лучше.
– Нет непроходимых гор, – подал голос один из седовласых монгольских советников. – Решись и перейдешь. Нет непереходимых рек – решись и переплывешь.
– Сколько там ваш Батый войска ведет? – насмешливо вопросил Капеца. – Четыре тысячи, пять? А тут еще половодье на носу. Все ваши кони падут от бескормицы, а вас мы в лесу переловим как зайцев.
Йисур примирительно поднял руку, призывая дискутирующих к молчанию, и продолжил торг:
– Птица всегда находит свое гнездо, а человек – выход из положения. Дайте половину скота и весь ячмень, что есть в городе, и Батый посчитает это как мал[49] за три года. Это то же самое, как если бы вы продали все на вес серебра. А бросать камень вверх не стоит, он может упасть на голову. Спадет вода, и все тумены к граду соберутся.
Видя нашу нерешительность, нойон вкрадчиво, насколько это возможно при таком визгливом голосе, добавил:
– И еще, пройдет лето, округлятся бока коней, и мы снова
