До недавнего времени ситуация в Маньчжурии вырисовывалась хоть и напряженная, но стратегически вполне благоприятная для Токио. Конечно, англичане перед войной обещали им большую результативность, дескать, русские совсем никакие воины. Но генеральный штаб изначально делал более осторожные прогнозы и в принципе был готов к тому, что произошло.
После провала наступления под Ляояном Куроки не сняли и не отстранили от командования. Мало того, им оказались вполне довольны в Токио. Почему? Не секрет. Да, он потерпел поражение и был вынужден отступить, оставив противнику немало трофеев. Но Куропаткин вернулся на свои изначальные позиции. Для японского генерального штаба этот поступок командующего Маньчжурской армией говорил о том, что наличных сил преследовать потрепанного противника у него просто не было. То есть для контратаки и удара по Куроки он был вынужден задействовать все свои резервы. А значит что? Правильно. Потерпев тактическое поражение, Куроки смог достигнуть стратегического успеха, не допустив разгрома 2-й японской армии на Квантунском полуострове. То есть Порт-Артур все так же оставался осажден. Его немногочисленный гарнизон распылен и убывал с каждым днем, не имея возможности получать подкрепления. А к генералу Оку шли пароходы с людьми, оружием и боеприпасами, благо что Цзиньчжоу оказался намного выгоднее расположен, чем Бицзыво из-за проходящей через него железной дороги. Порт Дальний был бы лучше, но его пока удерживал этот безумный генерал-майор Кондратенко. Пока. Вскоре, подтянув из Японии резервы, Оку совместно с адмиралом Того выбьют его оттуда. И, скорее всего, без особых сложностей.
Не радужно, но вполне перспективно. Главное – удержали Куропаткина, а значит, все будет хорошо.
Конечно, ситуацию немного портило падение Инкоу, взятого на днях генерал-майором Ренненкампфом. Но в Токио не сильно переживали. В генеральном штабе Японии сидели не дураки, которые прекрасно понимали, что брать город приступом с помощью кавалерии хоть и возможно, но чревато тяжелыми потерями. Конница не предназначена для боев на «просторах» городского ландшафта. Тем более что небольшой гарнизон Инкоу смог соорудить какие-никакие, а укрепления и даже поставить несколько пулеметов. И генерал Оку был такого же мнения… до вчерашнего дня. О да, вчерашний вечер изменил очень многое…
Что произошло? Из Инкоу прорвалось человек двадцать. Вот они-то и поведали, что все не так, как кажется. Из спутанных рассказов изможденных людей удалось вычленить два крайне неприятных фактора.
Во-первых, кавалерийский корпус Ренненкампфа оказался таковым только на словах. На деле же он фактически был пехотным. Как оказалось, Куропаткин удержал за кадром ту деталь, что кавалеристы спешились, погрузились в железнодорожные вагоны и отправились на войну именно в таком формате. Какое-то количество лошадей имелось, но не больше, чем в пехотных частях.
Во-вторых, этот самый корпус поддерживали блиндированные поезда. Что да как там было, эти бойцы не знали. Они стояли со своей ротой далеко от железной дороги. Поэтому только слышали и пушки, и пулеметы, и крики… А потом, после решительного прорыва многочисленного отряда русских к причалам, оказались отрезаны от своих и принуждены отступить. Собственно, на лошадях они и дали деру, ибо стояли у конюшен. Напоследок, правда, заметив, что русские «кавалеристы» дрались уже на кораблях, причаленных к пирсам.
Сколько там было людей в Инкоу? Около двух тысяч. При столь решительном и неожиданном натиске кавалерийский корпус Ренненкампфа должен был смять их довольно быстро. Тем более что они оказались рассредоточены по немалой площади…
Генерал Оку уже телеграфировал в Токио. Прямо ночью, сразу, как удалось выяснить обстоятельства дела. Ответ еще не пришел. И он немало нервничал, вышагивая по кабинету.
Светало.
Он взглянул на часы, извлеченные из специального кармана на мундире.
Через сорок пять минут должны были подойти его офицеры, дабы обсудить обстановку. Ему остро требовались какие-нибудь дельные советы. Перегородить пути мешками с песком? Можно. Но разве локомотив их не снесет? Тут хоть пути разбирай. Может, поставить пулеметы вдоль путей? Так ведь их всего-ничего и снимать с Южного фронта совсем не выход. Этот безумный генерал-майор Кондратенко, что стоял насмерть здесь, в Цзиньчжоу, может воспользоваться столь щекотливым обстоятельством. Рискованно. Тем более что с адмиралом Того действия пока не согласованы.
Подошел к стулу.
Сел.
Прислушался.
Было тихо… очень тихо… Оно и неудивительно в этот предрассветный час.
Он пытался вычислять сроки и раз за разом приходил к выводу, что если русские хотели бы атаковать Цзиньчжоу, то должны были уже прибыть. Но их не было. Еще вчера-позавчера могли заявиться. Это и пугало, и обнадеживало одновременно. Вдруг они столкнулись с непредвиденными обстоятельствами там, в Инкоу? Вдруг какой-нибудь удачный пулеметный расчет продержался дольше ожидаемого и заставил их изрядно умыться кровью? Или, может, корабли, что базировались там, оказались им не по зубам? А что? Вполне может быть. Там вроде как стояла пара канонерских лодок, контрминоносец и с пяток мелких миноносок. Совокупно – немалая сила. Пушек-то у них сколько!
Бам!
Ухнуло где-то совсем недалеко орудие. А следом, словно стая собак, сорвавшаяся за кошкой, заголосили на все лады пушки и пулеметы, взахлеб пытаясь что-то кому-то доказать. Да так, что даже в особняке, весьма удаленном от железной дороги, завибрировали окна.
– Не пронесло… – тихо произнес Оку, встал и направился на выход. Требовалось брать ситуацию в свои руки. Хорошо хоть с вечера распорядился перебросить поближе к железнодорожной станции два батальона…
Головным шел эрзац-бронепоезд «Илья Муромец». Пустые демпферные платформы по краям. За ними боевые вагоны, обшитые толстым котельным железом дюймовой толщины. На них по три импровизированные башни, две из которых были пулеметными, а одна – с 87-мм пушкой. Поворачивались они медленно и плохо. Но вполне выполняли свою работу. Дальше шли паровозы, по две штуки на каждый бронепоезд. Ну и в центре – штабной вагон с командирской и пулеметной башенкой. Разумеется, по всему составу была проложена телефонная связь. А иначе как им управлять?
Вся эта конструкция, пробив кордоны заграждений, влетела на вокзал Цзиньчжоу, непрерывно ведя огонь «из всех стволов». За ним зашли однотипные с ним «Добрыня Никитич» и «Алеша Попович». Весело так зашли. С огоньком! Совокупно на троих – шесть пушек, пятнадцать станковых пулеметов с водяным охлаждением. Сила! Особенно пусть и за примитивной, но броней. Во всяком случае, японские винтовки не могли пробить двадцать пять миллиметров котельного железа даже в упор. Хватало разных стрелковых систем, но все их объединяло главное – отсутствие пуль со стальным сердечником, а свинцовый, пусть даже и оболочечный, разбрызгивался по такой толстой преграде, оставляя только вмятину.
Понимая, что стрелять придется и на короткие дистанции, башни пулеметов расположили на вагонах «по-французски»: одна к одному борту, вторая к другому. Да с большими углами склонения. Совокупно это позволяло устранить множество так называемых «мертвых зон» и работать накоротке.
Влетели на вокзал.
Открыли
