Но обошлось. Адмирал все подписал и в подавленном настроении удалился в Харбин. Причина к тому была самая что ни на есть веская. Оказалось, что его любимчик контр-адмирал Витгефт та еще сволочь. Во всяком случае, таковым его выставил Куропаткин, сославшись на то, что он вместе с ним работал на одних и тех же кураторов. То есть Витгефт просто использовал Алексеева для достижения своих целей. А потом, достав заранее подготовленную бумажку, начал радовать адмирала деталями. Правильная подача информации имеет очень большое значение, поэтому уже через полчаса адмирал Алексеев был уверен в том, что Витгефт умышленно позволил японцам в начале войны уничтожить крейсер 1-го ранга «Варяг» и канонерскую лодку «Кореец». Да и вообще – действовала «эта сволочь» исключительно в интересах японцев. Например, совсем недавно, 10 июня, вместо выполнения приказа саботировал его, вернувшись в Порт-Артур под надуманным предлогом. «Даже не попытавшись». Ну и так далее и тому подобное.
Убедившись, Алексеев пришел в ярость. Он так ценил Витгефта, так ценил… Что тем же вечером приказал разоружить и посадить на гауптвахту, где и дожидаться трибунала. И никакие заслуги не помогли. Ничего не помогло.
В сущности, может быть, Алексеев и не воспринял так остро заявления Куропаткина. Кто он ему? Бывший враг и временный союзник? Но после того странного разговора в апреле Алексеев начал самым пристальным образом следить за ним. В отличие от великих князей, курировавших Алексея Николаевича из Санкт-Петербурга, адмирал сидел здесь же, на Дальнем Востоке, а потому и возможностями обладал не в пример большими. Это позволило ему довольно быстро установить факт интенсивной переписки между Куропаткиным и Марией Федоровной, что говорило о многом. Вряд ли вдовствующая императрица обменивалась бы многостраничными письмами с генералом из чуждого ей лагеря. Да и вообще – слишком много всего говорило о том, что Куропаткин не только перешел из одного лагеря в другой, но и его там вполне приняли. Алексеев даже заподозрил, что Алексей Николаевич специально вошел в сношения с бунтовщиками, чтобы, сдавая их, стать полезным. Какой же из этого вывод? Правильно. Адмирал постарался войти в кильватер Куропаткина и следом проскочить в самый влиятельный политический клан Российской империи. Он же ни к какой крупной политической группировке не принадлежал, что считал большим упущением. Поэтому, узнав, что Витгефт им попользовался для достижения своих целей, отреагировал не столько эмоционально, сколько конъюнктурно.
Так что уже 12 июня в Порт-Артур пришел шифрованный приказ[61], вызвавший натуральное «потрясение основ». Витгефта арестовали словно изменника, прилюдно. Но этим не ограничились и знатно потрясли эту яблоньку с переспевшими яблоками. На землю полетело много излишне нерешительных и несамостоятельных «плодов». А вместе с тем поперек старшинства были произведены кое-какие назначения и повышения.
Старшим флагманом эскадры стал Вирен, произведенный той же депешей в контр-адмиралы. Самоуправство, конечно, но согласованное телеграммой с императором. Николай II мог бы и неделю, и другую тянуть с этим делом, размышляя о глубоко духовной природе нервных окончаний кузнечика в изморозь у Приамурья, но Куропаткин подключил тяжелую артиллерию – Марию Федоровну. Так что уже на следующий день пришла телеграмма от императора, в которой он утверждал все движения флотского «топ-менеджмента» на указанной лужайке.
Почему Вирен? Куропаткин это объяснил Алексееву просто и доходчиво.
Классический служака прусского типа. Придирчивый педант, поборник порядка и дисциплины, он не отличался особенной инициативой, но для задуманного дела подходил чуть более чем полностью. Ведь он был до крайности исполнительный и ответственный. До тошноты. До ненависти среди подчиненных. Этакий «хер майор» из кинозарисовки «Железный капут» юмористического киножурнала «Каламбур». Только натуральный, живой. Сам ходит, сам шевелится, раздавая нерадивым «Дранкелям» и «Жранкелям» трындюлей. Иными словами, человек сложный, но крепкий. Впрочем, никто другой и не справился бы с реализацией задуманного. Так что Алексеев, сильно не любивший «хер майора», вполне согласился с этой кандидатурой…
Адмиральский шторм отгремел. Назначения прошли. И все наличные военно-морские силы Порт-Артура стали готовиться к крупномасштабной операции. Хотя, конечно, в нее никто не верил. Бо2льшая часть личного состава считала, что Вирен тупо выслуживается, стараясь оправдать повышение и назначение. Поэтому, когда вечером 23 июня на всех подготовленных к операции судах выстроили экипажи и зачитали обращение Алексеева, народ оказался шокирован.
«Моряки!
Измотав японцев в тяжелых оборонительных боях, генерал Куропаткин перешел в контрнаступление под Ляояном и обратил в бегство вдвое превосходящего противника! Захвачены богатые трофеи, в том числе многочисленные пушки, пулеметы и боеприпасы без счета. Следом генерал-майор Ренненкампф, командуя кавалерией Маньчжурской армии, атаковал гарнизон Инкоу и овладел им в считаные часы. Попутно его КАВАЛЕРИСТЫ взяли на абордаж две канонерские лодки, контрминоносец, три номерных миноносца и семь пароходов.
На текущий момент, совершив стремительный марш-бросок из Инкоу, кавалерия Маньчжурской армии атаковала Цзиньчжоу. Генерал-майор Кондратенко, командуя гарнизоном порта Дальнего, предпринял встречное наступление, не позволяя японцам снять с южных рубежей основные силы и выбить лихих кавалеристов из Цзиньчжоу.
Славные дела русского оружия! И негоже морякам нашим отсиживаться по углам и хворать от «Севастопольского недуга». А посему приказываю выступить всеми доступными кораблями, способными вести бой, и атаковать японский флот на его базе у островов Эллиот. И сделать это на рассвете 24 июня!
Сражаться самым решительным образом! До последней крайности! Стрелять из пушек и бить самоходными минами, а коли потребуется, то и на таран идти без колебаний и смело сваливаться в абордажные схватки! Тем же, кто утонет, выбираться на сушу и атаковать береговые команды японцев в свободном порядке!
Ни одна канонерская лодка не должна выйти к Цзиньчжоу! Ни один японский моряк не должен уйти без должной «ласки» и обихода!
Адмирал Алексеев»
Надо заметить, что моряки были обескуражены многим в этом послании. Тут и неожиданная для всех решительная военная операция. И не прорыв во Владивосток, что допускалось, а атака. Да, к некой операции готовились все эти дни, но никто не верил, что руководство на нее решится. Огонька добавлял и стиль изложения, нежно переплетающийся с воспоминаниями о публичном аресте Витгефта. Еще более суровой и весьма обидной оказалась новость о том, что КАВАЛЕРИСТЫ брали японские корабли на абордаж. Немыслимо! Невероятно! Ну и в качестве вишенки на торте оказалось требование утонувшим продолжать атаку. Дескать, даже не надейтесь! Если вас убили, пользуйтесь моментом и заходите с другого фланга! Очевидная ошибка, которую не рискнули проигнорировать, но прозвучало это как-то мрачно и в какой-то степени даже завораживающе…
Русские морские силы были разделены на четыре отряда. Первый был дан на откуп лейтенанту Колчаку, повышенному до капитана 2 ранга. Он рвался в бой, в самое пекло, вот ему и выделили контрминоносцы – все девятнадцать исправных вымпелов.
