Он вновь взял театральную паузу на несколько секунд и продолжил:
– В Порт-Артуре и Дальнем сейчас у нас находятся пять броненосцев 1-го ранга, четыре броненосных крейсера 1-го ранга[67], три бронепалубных крейсера и семь контрминоносцев. Это что касается основных сил. Да, многие из этих кораблей нуждаются в ремонте, но они на плаву, а это главное.
– Пять броненосцев?
– «Ретвизан», «Полтава», «Севастополь», «Микаса» и «Сикисима». Сейчас открыт вопрос о вполне вероятном вводе в строй шестого. «Хацусэ» не так сильно поврежден, как нам изначально казалось. Я удовлетворил ваше любопытство?
– Вполне, – кивнул ставший совсем хмурым англичанин. Новость для Великобритании и Японии звучала кошмарно. Ведь у Санкт-Петербурга были еще корабли первого ранга на Балтике. Да, спорно спроектированные и построенные, но это не так уж и важно.
– А что случилось с «Цесаревичем»? – поинтересовался французский журналист.
– Он утонул.
– Надеюсь, он проявил себя хорошо?
– Сожалею, но этими сведениями я не располагаю. Пока могу вам сказать только то, что погиб он первым из броненосцев. Корпус имеет продольный разлом в районе рубки. После того как мы его поднимем, изучим повреждения и сопоставим с хронологией боя, все, я полагаю, встанет на свои места и получит разумное объяснение. Сейчас же все оценочные суждения преждевременны. Но не переживайте. Я прекрасно понимаю, какой интерес вызывает это сражение в мире. Подробную сводку о потерях и повреждениях мы обнародуем позже, когда завершим формировать целостную картину.
– Благодарю, – произнес француз и сел на место. Вид он имел не очень довольный, но обтекаемая формулировка генерала позволяла довольно гибко трактовать обстоятельства гибели. Не слава для французской кораблестроительной школы, но все-таки. Особенно в свете того, что на плаву остались броненосцы английской и американской постройки.
Куропаткин взглядом поискал японцев и жестом предложил задать вопрос. Эти два офицера, а в том, что перед ним именно офицеры, сомнений не было, держались осторожно и в стороне, словно в тени. Чуть поколебавшись, один из них встал и с очень сильным акцентом спросил:
– Нам стало известно, что вы лично просили генерала Оку не совершать сэппуку перед сдачей в плен. Почему?
– Я наблюдал за тем, как крепко сражались ваши солдаты под Цзиньчжоу. Не представляю, как они повели бы себя в плену. Время военное, я не гуманист, поэтому в случае бунта или прямого неповиновения отдал бы приказ применять оружие самым решительным образом. Только генерал сможет удержать среди них дисциплину и порядок в плену. А потому я считаю, что, пока он не сдаст императору вверенных ему солдат, совершать сэппуку преждевременно.
Японский «журналист» чуть помедлил, потом обозначил легкий поклон и сел на место.
Еще немного поболтали. А потом перешли в другую зону, где планировался банкет в честь славной победы. Удобное место, чтобы многое обсудить. Не так часто такие мероприятия случаются в этих краях.
Немного «поторговав лицом», генерал уединился. Он устал. Хотелось немного посидеть в тишине и подумать. Но и десяти минут не прошло, как к нему заглянули те два немца. И ему пришлось ругать почем зря французские корабли и оружие, ссылаясь на то, что только вежливость не позволила это сделать прилюдно. Нахваливать германские пушки и вообще инженерно-конструкторскую мысль, которую «без должного здравомыслия, практичности и основательности можно считать только за баловство». Их сменили французы, которым генерал пел о том, какие немцы негодяи и продали столько оружия японцам, а ведь на словах-то, на словах… И так далее, и тому подобное. Все заходили и всем он говорил чистую правду, вызывавшую самый теплый отклик. Это было несложно, ведь достаточно было говорить ее не всю…
Цирк шел около двух часов. И под финиш генерал уже откровенно боялся «запутаться в показаниях». Прекратилось все. Утихло. Он потянулся к теплой, ароматной кружке свежего чая. Но только лишь отхлебнул от нее, как зашел Дин Вейронг с довольно сложным выражением лица.
– Что-то случилось? – нахмурился генерал.
– Вы просили отпустить Юми… – начал он говорить. – Но она хочет вас видеть. Просит принять.
– Что? Зачем? Хотя, впрочем, какая разница? Вы ее досмотрели? Оружие есть?
– Сама сдала.
– И вы ей вот так просто поверили?
– Нет, конечно. Препроводили в комнату, где ее раздели догола и самым тщательным образом изучили тело и одежду.
– Это сделал ваш человек?
– Три доверенные женщины.
– Хм. Ясно. И что, правда, девочка все сдала?
– Сам удивлен.
– Хорошо, пропустите. Но будьте начеку. Мало ли?
Минуты две ожидания.
Тихо скрипнула дверь. Мягкие, осторожные шаги. Куропаткину жутко хотелось повернуться, все-таки она его чрезвычайно привлекала. Но удержался.
– Зачем ты пришла? Я сдержал слово. Ты свободна.
– Я виновна и должна понести наказание. Это было бы справедливо, – произнесла она и замолчала.
– И что ты хочешь от меня? – спросил Куропаткин, не выдержав и повернувшись. О чем сразу же пожалел. Юми давилась от слез и сделать хоть что-то плохое ей сейчас он просто не смог бы. Она была такой беззащитной.
– Я должна вернуться на Родину и принять смерть. Но… – произнесла она и осторожно взяла себя за живот, отчего волосы на затылке генерала встали дыбом. Мгновение. И Юми упала на колени перед Алексеем Николаевичем. – Этот малыш ни в чем не виноват. И я не могу… просто не в состоянии пожертвовать им.
– Это…
– Это твой ребенок.
– Если ты меня обманываешь, я тебя убью, – хрипло произнес обескураженный Куропаткин. Он был уверен в том, что девочка знала, что делала, когда предавалась с ним любовным утехам. Школа гейш – не шутка. Там многому учат.
– Знаю.
– Это точно мой ребенок? Я ведь немолод.
– Точно. Больше ни с кем близости я не имела уже много месяцев.
– О боже… – не выдержал генерал и, порывисто встав, поднял ее с пола и обнял. – Садись, – указал он на диван. – Садись, я тебе говорю! Чаю хочешь? Молока? Сока? Ладно. Черт! Черт! – задергался он, накручивая круги по комнате с взлохмаченной головой. Дин Вейронг осторожно заглянул и прикрыл за собой дверь.
А генерал лихорадочно соображал. Требовалось быстро и самым решительным образом выходить из сложившегося положения. Он любил эту женщину. Да, теперь можно было сказать определенно – любил. И должен был хотя бы попытаться позаботиться о так неожиданно «случившемся» ребенке. Легализовать. Дать путевку в жизнь. Постараться прикрыть от преследования японцев… ну хоть как-то…
Спустя час Алексей Николаевич под руку с Юми вышел к участникам банкета. Они продолжали гудеть, общаться, выпивать и так далее и тому подобное. Японцы, кстати, тоже не удалились, активно пользуясь и случаем, и подходящей площадкой для разнообразных консультаций. Очень непростые ребята, как про себя отметил генерал.
– Господа, прошу минуту внимания, – громко произнес Куропаткин.
Небольшой провинциальный оркестр прекратил наигрывать музыку. Наступила тишина, и все вокруг устремили свой взгляд к Алексею Николаевичу и его спутнице.
– Господа, я хочу представить вам даму, сыгравшую одну из ключевых ролей в операции «Буря
