Пьетро Бембо отличался от того рода людей, которых идеализировали гражданские гуманисты предыдущего века. Он отличался и от Франческо Барбаро и Бернардо Джустиниани. Пьетро Бембо служит ярким примером того, насколько разнились характеры людей в Венеции, как и повсюду в Италии, в период, который принято называть Высоким Ренессансом (примерно 1492–1550 годы). Конечно, его тоже с юных лет готовили к государственной службе; он сопровождал своего отца в посольствах в зарубежных столицах. Но Пьетро предпочитал переговорам и управлению любовь и поэзию. До того как в возрасте 85 лет умер его отец, окруженный почестями, Пьетро жил вдали от Венеции, избегая тем самым и утомительных мелких постов, с которых принято было начинать карьеру, и упреков отца в небрежении к своему призванию. Нельзя сказать, что Пьетро Бембо был бездельником. Учеба, переписка с важными людьми и литературное творчество доказывают обратное. Предоставив отцу и братьям распоряжаться небольшим семейным состоянием, он искал и получал при знатных дворах, особенно в Риме, покровительство, обеспечившее ему неплохой доход. В конце концов он таким образом преумножил фамильное состояние. После смерти отца, когда ему пришлось заниматься семейными делами, он вернулся в Венецию, женился на матери троих своих детей и поселился на вилле возле Падуи.
Чтобы заработать вознаграждение и почести официального историка, Бембо в 60 лет приступил к продолжению истории Сабеллико. Он отвлекся от своих изысканий, когда папа в награду за прошлые заслуги и за литературный талант сделав его кардиналом, но перед смертью в 1547 году в возрасте 76 лет Бембо успел в выгодном свете представить венецианскую политику в трудный и волнующий период 1487–1513 годов. И хотя как литератор Бембо значительно превосходил Сабеллико, правители Венеции остались не совсем удовлетворены его трудом. Перед тем как издать его «Историю», оттуда выбросили куски, в которых Бембо, призвав на помощь свой литературный талант, выразил свое мнение о некоторых папах и кардиналах, которых он знал лично, и о некоторых других персонах, в частности о представителях семьи, Гримани, которые, как он считал, неправедно нажились на бедах своей родины.
В истории итальянской литературы Пьетро Бембо играет важную роль защитника простонародного языка. Свой главный труд он писал по-латыни, но сам редактировал ее перевод на итальянский язык. Он издал трактат, посвященный защите языка Данте и Боккаччо и нападал на тех гуманистов, которые уверяли, что настоящая литература должна быть написана на латыни. Его собственное сочинение, получившее широчайшую известность и выдержавшее много изданий, называлось «Азоланские беседы». Оно написано в форме диалога о любви, в нем слышатся отголоски диалога Платона на ту же тему, хотя Бембо изображает очень изысканное, очень итальянское общество, собравшееся в Азоло, на вилле Катерины Корнаро, королевы Кипра в изгнании. Достигнув среднего возраста, Бембо считался признанным авторитетом по платонической любви, но в этом диалоге, начатом им еще в молодости, когда он был вовлечен в совсем не платонические отношения с тремя любовницами, он равно красноречиво рассуждает о муках, радостях и выгодах физического влечения мужчин и женщин.
Постепенно вместо латыни и венецианского диалекта роль венецианского литературного языка занимал итальянский язык, хотя на венецианском диалекте писались многие официальные документы, личные дневники и письма и почти вся народная поэзия.
Архитектура Раннего Ренессанса
Восторженное подражание древним римлянам стало лишь одной из многих составных частей венецианской культуры в XVI веке. Даже после того, как Венеция, вместе с Падуей, стала одним из немногих культурных центров западного мира в области искусства и науки, во многих отношениях она еще не порывала свои связи с Востоком. Восточные черты проступали и в пышности церемоний, и в усвоении нового архитектурного стиля. Флоренция, где новый стиль приобрел очертания, требовала порядка и пропорций при планировании здания в целом. Венеция восприняла такие черты раннего ренессанса, как классические колонны, закругленные арки и фронтоны, но строгая гармония не так занимала венецианцев, как игра с цветом и живописное разнообразие.
В эпоху процветания в Венеции выросло множество дворцов, особенно на Большом канале. Тесно прижатые друг к другу, они выставляли на всеобщее обозрение только фасады, которые обычно выходили на канал. Помимо фасада иногда украшали вход, пристраивали балкон под таким углом, где его освещало солнце, или отделывали какую-либо деталь внутреннего двора. В этом отношении позднеготические дворцы и дворцы в стиле раннего ренессанса были похожи. А еще они были похожи в нагромождении украшений, часто вступающих в противоречие с общими очертаниями зданий.
Вернувшись к закругленным аркам, многие венецианские камнерезы вспомнили и другие черты ранневизантийских дворцов, для которых характерна, в частности, любовь к разноцветному мрамору, серпентину и порфиру. Романским аркам и пилястрам они придавали легкость, благодаря которой фасады зданий эпохи Раннего Ренессанса становятся такими же веселыми и причудливыми, как перегруженные пышные готические фасады. Чрезмерная пышность этих венецианских дворцов и большинства церквей того периода отражает вкус, весьма отличный от довольно сурового флорентийского раннего ренессанса. Красноречивый Джон Рескин называл венецианский стиль «византийским ренессансом» (Камни Венеции. Т. II. Гл. 1).
Даже в таком необычном варианте ренессанс в архитектуре прижился в Венеции лишь через много десятилетий после того, как он зародился во Флоренции. Парадный вход во Дворец дожей, соединяющий западное крыло дворца и собор Святого Марка, был построен в середине XV века в самом пышном готическом стиле. Первым образцом нового стиля стали ворота Арсенала, построенные в 1460 году. Во Дворце дожей элементы нового стиля появились лишь после того, как старое восточное крыло было уничтожено пожаром 1483 года, и затем его перестроили по проекту Антонио.
Большинство камнерезов, строивших и украшавших эти дворцы, были, как и Риццо, выходцами из Ломбардии. Их собственные традиции, а также традиции Венеции объясняют их нелюбовь к относительно строгому флорентийскому стилю. Но лучший представитель этих архитекторов, Мауро Кодуччи, черпал вдохновение у самого выразительного флорентийского художника, Леона Баттисты Альберти. Кодуччи был родом из Бергамо; возможно, когда он был ребенком, его отец, также каменщик, брал его с собой в Римини, где принимал участие в сооружении собора Темпио Малатестиано. Многие замыслы Альберти воплотились в церкви Сан-Мике ле на Изоле, построенной на острове, где находилось венецианское кладбище. Кодуччи также проектировал многие важные здания, которые были начаты или закончены другими мастерами: например, Часовой башни, Старой прокурации, церкви Святого Захарии и Скуолы Гранде ди Сан-Марко.
Стиль, который Кодуччи довел до совершенства, продержался недолго. Через поколение после его смерти, наступившей в 1504 году, венецианская архитектура взяла за образец архитектуру Рима, как Древнего, так и Рима эпохи Высокого
