Едва они спрыгнули на землю, заглушая шум работающего танкового двигателя, по ушам хлестанул леденящий кровь нечеловеческий, дикий вой. Цапа отшатнулся в сторону. Терцев хлопнул себя по боку в поисках кобуры. Ни ремня, ни пистолета на нем не было. Быстро обежал вокруг придавленного автомобиля, заставил себя заглянуть внутрь. Кровавое месиво среди смятых деталей кузова, забрызганные кровью несколько уцелевших боковых стекол. Совершенно нетронутая лакированная крышка багажника с закрепленным на нем новеньким запасным колесом. Водитель и все пассажиры в немецкой военной форме были мертвы, кроме одного. Из перекошенного проема распахнувшейся дверцы, зажатый ногами на заднем сиденье, по грудь свесился на землю немец и страшно, надрывно орал. Одна рука и половина его вывернутого туловища были под правой гусеницей танка – несчастного почти разорвало пополам. Терцев бросил взгляд на вываливающиеся внутренности и ручьем лившуюся в пыль обочины кровь, поспешил к люку Ветлугина. Прокричал, поморщившись:
– Сдай полметра назад и глуши.
Танк чуть дернулся и застыл. Крик оборвал короткий лязг гусениц. На какие-то мгновения наступила абсолютная, звенящая тишина. А потом капитан обернулся на тихие булькающие звуки. На другой обочине напротив них, согнувшись, стоял на коленях Цапа и блевал, содрогаясь всей своей худенькой фигуркой. Терцев перевел глаза на Ветлугина и кивнул в сторону танковой кормы:
– Вылезай – пошли с тобой…
Осмотр места столкновения занял несколько минут. С окровавленных трупов германских офицеров забрали пистолеты и обоймы к ним. Автомат на сиденье рядом с водителем оказался придавлен и согнут. Ветлугин с сожалением отбросил его в сторону на обочину. Тем не менее забрал завалившиеся на коврик пассажирского сиденья снаряженные рожки к нему в двух брезентовых трехсекционных чехлах. Терцев осмотрел заднее сиденье легковушки. Нашел целый электрический фонарик, проверил тумблер выключателя – работает. Сунул находку в карман. Продолжая осмотр, достал добротную кожаную папку, рукавом комбинезона стер с нее пятна крови. Бегло пролистал – внутри были какие-то бумаги. Только отпечатанный на пишущей машинке текст – ни карт, ни схем. Скомкав верхние листы, остальные веером выбросил на дорогу. Папку откинул в другую сторону. Заскрежетала по металлу монтировка – это сержант поддел лакированную крышку багажника.
– Ого! – вытащил две запечатанные бутылки коньяка. Обшарил солдатский ранец с крышкой из рыжей коровьей шкуры. Ранец, видимо, принадлежал водителю. Там обнаружились пакеты с добротным солдатским немецким пайком, фляга в суконном чехле с пристегнутым к ней бакелитовым стаканчиком и сухарная сумка. В сухарке были консервы, перочинный нож и двухсторонняя складная ложка-вилка. Сунув все обратно, Ветлугин деловито закинул ранец за плечо. Ничуть не смущаясь, снял поясной ремень с убитого водителя, подпоясался поверх комбинезона. Брать окровавленное снаряжение с офицеров Терцев побрезговал.
– Все? – коротко осведомился капитан.
– Да вроде того.
Они уже обходили исковерканную легковушку слева, когда Терцев бросил взгляд на вдавленный гусеницами в землю четвертый труп. Из-под полы разорванного мундира заметил краешек полевой сумки, закатанной в песок обочины вместе с владельцем. Нагнулся, попытался вытащить – ничего не получилось. Сумка была нужна. Поднял глаза на Ветлугина:
– Теперь сдавай вперед.
На этот раз поморщился сержант.
– Ну а что делать… – развел руками капитан.
Стрекотнул стартер, заработал двигатель. Ветлугин отогнал «тридцатьчетверку» на десяток метров вперед. Из кровавого месива Терцев вытянул планшет, обтер его о галифе убитого. Поднявшийся было на ноги с соседней обочины Цапа снова зашелся обильной рвотой. Утерся рукавом, стоя на четвереньках. Попытался отшутиться, глядя на Терцева:
– И не жрал ведь вроде ничего…
Быстро осматривая содержимое сумки, Терцев ободряюще бросил:
– Это ничего, Вася. Это бывает. Война!
Ветлугин отстегнул от фляги стаканчик, глотнул прямо из горлышка. Вытер губы тыльной стороной ладони, протянул Цаплину:
– Хлебни. Кажись, ром.
Цапа сделал глоток. Закашлялся, поморщился:
– Спасибо.
– Есть! – удовлетворенно произнес Терцев. Вытащил из сумки и разложил на колене измятую карту. Подсветил вытащенным из кармана фонариком. Разглядел штемпель варшавского Войскового Института Географии. Гадать, как в планшете немецкого офицера в августе 1944-го оказалась польская довоенная тактическая карта 1932 года издания с верстовкой как раз нужных им районов, не было времени. Терцев сунул карту за пазуху. Вытряхнул планшет, сгреб с песка несколько вывалившихся оттуда измятых плиток шоколада. Собрав, рассовал плитки по карманам. Отшвырнул сумку в сторону, поднялся.
– Будешь? – протянул плитку шоколада Цапе.
Тот зажал ладонью рот. Совладав с собой, промычал:
– Позже.
Хмыкнул Ветлугин.
– Тогда поехали, – подытожил Терцев.
Они рискнули проехать по грунтовке еще несколько километров на юг. Снова зарядили орудие. Терцев рассчитывал встретить какой-нибудь дорожный указатель. Как известно, немцы были большие любители устанавливать их повсюду. Но в этот раз ничего не попадалось. Решив больше сегодня не испытывать судьбу, капитан приказал свернуть в лес. Было уже совсем темно. Загнав машину поглубже в густой кустарник и уничтожив за собой следы от дороги, Терцев объявил привал. Отправив вполне пришедшего в себя Цаплина караулить снаружи, они с Ветлугиным забрались в башню. Закрыв люки, при свете фонарика уже более подробно изучали добытую карту. Восстанавливая по памяти пройденный за минувшие дни маршрут, Терцев предположил, что они сейчас должны быть где-то в лесах между Ломжей и местечком Едвабне. Водя пальцем по карте, что на востоке, что на юге дальше везде упирались в реку Нарев. Собственно, на ней их танковое путешествие должно было закончиться при любом раскладе. Даже если дотянут до реки, переправить машину на другую сторону такой водной преграды не будет ни малейшей возможности. На мосты не сунешься – они тщательно охраняются. А искать броды или рубить плот на занятой противником территории – это уже из области фантастики. Им и так фантастически везло все последнее время, начиная с самого Ожиша. Одним словом, по выходе к Нареву дальше на восток было решено пробираться пешком. Ветлугин полностью согласился с командиром.
– Сколько осталось горючего? – задал вопрос капитан.
– Километров на двадцать-тридцать, – сообщил сержант и принялся перечислять дальше: – Масло надо доливать, воздушные фильтры менять. Запаса нет…
– Понятно, – кивнул Терцев. – Выкатываем ресурс машины до предела. Дальше идем пешком.
– Ясно, – похлопав по казеннику орудия, с сожалением проговорил Ветлугин.
– Ничего не поделаешь, – грустно усмехнулся Терцев. – Мне тоже жаль.
Распаковали трофейный ранец. Достали из пакетов хлеб, колбасу, шпик. Ветлугин выглянул из люка наружу, окликнул маячившего у кустов Ваську:
– Эй, Цапа! Нагулял аппетит?
– Ага, – живо откликнулся минометчик и поспешил к машине.
С учетом того, что они ели последние месяцы, ужин получился царский. Терцев, однако, строго лимитировал продукты. Большую часть убрал обратно в ранец. Во-первых, нужно было оставить на дальнейшую дорогу. Во-вторых, с отвычки от такой еды могли заболеть животы. На вопросительный взгляд Ветлугина, доставшего бутылку коньяка, строго предупредил:
– По сто грамм, не больше.
Стояла тихая звездная ночь. Еще раз изучив в башне при свете фонарика карту, капитан наметил маршрут. Было решено совершить ночной рывок прямо по грунтовке. Сделать ставку на скорость,
