И вот первая часть поездки подошла к концу. Я уже так привыкала ехать, что мне казалось, будто я провела в поезде всю жизнь. И когда мы, наконец, достигли Байкала и вышли на его берег, тело мое продолжало жить в ритме дороги. Ногам моим все время чудился перестук колес, и самой мне казалось, что земля под ногами движется. Оказалось, что подобное происходит не только со мной. «Это так всегда бывает, – авторитетно заявила Ниночка, – организм привык компенсировать стук колес и покачивание пола, а теперь ему этого не хватает. Точно так же штормит моряков, только что сошедших на берег, хотя под ногами у них твердая земля, а не качающаяся палуба корабля.»
Ну а дальше… Дальше началось самое интересное. Причем не просто интересное, а захватывающе интересное. Там, на станции Таванхой, расположенной на берегу Байкала, прибывший поезд уже ожидали ямщики – вроде бы именно так называются эти суровые бородатые мужики с различными повозками, запряженными лошадьми. Те, что были предназначены для перевозки багажа назывались телегами (открытые) и фургонами (закрытые), а то, на чем возили пассажиров, Алексей Иванович (Тимохин), обошедший это изделие по кругу, назвал тарантасом – причем не в качестве оскорбления, ведь именно так и назывался этот полузакрытый экипаж для перевозки четырех пассажиров. Эдакий гужевой аналог междугороднего такси. Тарантасы, ломовые телеги и фургоны для потребностей пассажиров содержала железная дорога, подряжающая местных жителей работать ямщиками. Эх, прокатимся! Раньше-то я такое только в кино могла видеть.
Не успели пассажиры до конца выгрузиться из поезда, как ямщики стали наперебой предлагать нам свои услуги, расхваливая достоинства своих кляч и колесных экипажей. Было их тут с лихвой, так что те, котороые не найдут себе седоков, пойдут домой не солоно хлебавши, а удачливые заработают копеечку для своей семьи. А вот если бы транспорта было меньше, чем пассажиров – вот тогда бы, и к гадалке не ходи, началось бы самое веселое веселье, как в старые и добрые (для нас) времена советского дефицита. Тут же все совершенно по-другому – все есть и очень недорого, только плати. Тот же Алексей Иванович сказал, что это оттого, что две трети российского народонаселения живут натуральным хозяйством, прозябая в нищете, и неспособно вообще ничего покупать, даже самого необходимого. Но стоит хоть немного поднять их благосостояние, как эта благодать изобилия моментально закончится и начнется битва с дефицитом.
Итак, наш багаж – весь, что был – сложили в отдельный фургон, на котором, помимо ямщика, должны были ехать четыре вооруженных матроса из нашей охраны, а пассажиров рассадили по четырем тарантасам. Нас, «девочек», подсадили к довольно молодому ямщику; даже густая борода медного оттенка не могла скрыть того факта, что молодому человеку от силы лет двадцать пять-тридцать. Этот ямщик, носящий сказочное имя Михайло Потапович, с еле скрываемым любопытством и некоторой настороженностью всю дорогу посматривал на нас своими лазурно-голубыми глазами. Наверное, прежде ему еще не приходилось возить таких странных дамочек, которые то и дело обменивались между собой репликами – вроде бы и на русском языке, но все равно совершенно непонятными* простому человеку. А иногда эти сумасшедшие дамочки вдруг принимаются заливисто хохотать – и совершенно непонятно, над кем и по какому поводу. Бедняга так сильно задумался, что это было видно и без всякого миелофона, по пролегшей меж бровей глубокой складке.
Примечание авторов: * К непонятным репликам пассажиров молодой человек наверняка привык, потому что господа и барыни, чтобы их не понимало всякое простонародное мужичье, между собой могли изъясняться и по-французски, и по-немецки и на мове просвещенных мореплавателей. И с носителями других диалектов русского языка Михайло Потапович по своей работе тоже мог сталкиваться. Просто сама компания была до невозможности странная, и люди в ней походили на обитателей начала двадцатого века не более чем Камаз на своего дикого предка – ломовую телегу.
А ведь нам и вправду было весело. Такое приключение мы испытывали впервые – трястись на тарантасе по дороге вдоль величественного Байкала, у берегов которого уже плещется сияющая бирюзовыми и синими переливами вода, а все прочее пространство до самого горизонта еще занимает самый крепкий на планете лед*. Цокают копыта лошадей, вокруг совершенно дикая и невыразимо прекрасная природа… Пахнет какой-то волнующей свежестью – это запах деревьев, что окружают дорогу, запах прибайкальской земли, травы, цветов… И мы, все четверо, чувствуем себя так, словно выпили по бокалу крепкого вина. И оттого нам так хорошо, и весело, и волнительно; и мы смеемся просто от радости, что вот едем навстречу новой удивительной жизни. И молодой широкоплечий красавец-ямщик, то и дело бросая на нас взгляд через плечо, стегает свою лошаденку и кричит на нее какие-то смешные, нелепые слова, которые заставляют нас снова и снова заливаться беззаботным смехом…
Примечание авторов: * чем чище была вода, тем крепче после замерзания окажется пресноводный лед, а Байкал славится самыми большими запасами самой чистой воды на планете. По одним сведениям, этот лед оказывался не по зубам специально построенным для Байкала паромам «Байкал» и «Ангара», по другим они все же справлялись задачей, но только в начале зимы, когда лед еще не набирал всей своей толщины и прочности.
За день мы проезжали по два-три десятка верст, и на ямских станциях, расположенных друг от друга на расстоянии полусуточного перехода, меняли ямщиков вместе с их лошадьми. Лошадей ямщики использовали своих, а вот экипажи были казенные. Рядом с каждой такой станцией обязательно имелся трактир с отдельным помещением (как здесь говорят – «для чистой публики»), а также постоялый двор, в котором можно не только снять комнату на предмет переночевать, но и за малую денежку попросить истопить настоящую русскую баню. Для нас, городских уроженок двадцать первого века – это тоже экзотика и особый предмет удовольствия, в котором мы, естественно, не смогли себе отказать. Ну, и как приятный и существенный бонус – чистота, которая, как известно, залог здоровья.
А сколько разных людей довелось нам повидать во время этого путешествия! Порой даже бывало страшно – а что если на нас нападут разбойники? До моих ушей долетало, что они тут нет-нет пошаливают. Примерно в этих местах
