Самые смелые меры – самые безопасные
Глобальный финансовый кризис до предела обострил дебаты по реформе регулирования. В результате те неортодоксальные идеи, от которых отмахивались на протяжении многих десятилетий, получили шанс быть услышанными. К счастью, если выйти за рамки теорий экономики и финансов последних пятидесяти лет, можно обнаружить богатые россыпи таких идей. Некоторые современные мыслители уже обратились к наиболее смелым из них. Роберт и Эдвард Скидельски ратуют за кампанию, обращенную «к сердцу и уму», настаивая на необходимости «этической перестройки», которая должна заставить людей ответить для себя на фундаментальный вопрос: «Достаточно – это сколько?» – позволив им избавиться от оголтелой ненасытности, свойственной денежному монетарному обществу. Философ Майкл Сэндел предлагает пойти по советскому пути и использовать распределительные методы, реформируя систему так, чтобы в обществе оставались вещи, которые нельзя купить за деньги. Кое-кто и вовсе выступает за спартанское решение вопроса. Есть и такие радикалы, как, например, американский конгрессмен Рон Пол, который считает, что надо просто «прикончить ФРС», и дело в шляпе!
При этом важно отметить, что неортодоксальная традиция предлагает не просто нетривиальное решение, а альтернативное понимание денег – не как вещи, а как социальной технологии. Мы должны признать, что в нашем мире ни в чем нельзя быть уверенным на сто процентов. Предупреждение библейского царя Соломона, что «не проворным достается успешный бег, не храбрым – победа, не мудрым – хлеб, и не у разумных – богатство, и не искусным – благорасположение»[16], может показаться капитулянтством, однако мало кто станет оспаривать его ключевой вывод о том, что «время и случай для всех их». Это верно как для экономики, так и для любой другой области человеческой деятельности, неизбежно включающей долю риска. Деньги в представлении противников ортодоксии – это система распределения рисков. На жаргоне экономистов риск (экономический риск), то есть отсутствие уверенности в том, что урожай будет богатым, а тщательно спланированный выпуск продукта «выстрелит» в будущем месяце, является «экзогенным» и по существу не поддается нашему контролю. В отличие от него финансовый риск является «эндогенным»: мы сами посредством так или иначе организованной денежной системы решаем, каким образом непредсказуемые экономические прибыли или потери будут распределены в обществе. Деньги отвечают на вопрос, кто именно и при каких обстоятельствах несет риски. Конечно, деньги – не единственный общественный механизм для достижения этой цели. Очевидной альтернативой чистому монетаризму является система перераспределения, действующая в рамках социального государства западной модели: здесь вопрос, кто что получает, решает не экономическая стоимость, а социальные права гражданина. Однако на протяжении всей человеческой истории распределение экономического риска в обществе осуществлялось с помощью денег, обещавших одновременно стабильность и свободу. Это было смелое обещание.
Как мы показали выше, деньги, выпущенные непосредственно сувереном, способны выполнить данное обещание, потому что суверен по определению обладает политической властью. Прочность власти суверена в свою очередь напрямую зависит от его легитимности. Именно по этой причине в условиях, когда правитель утрачивает доверие сограждан, настолько облегчается обращение частных денег, примером чему служит распространение частных и провинциальных валют в Аргентине. Вот почему в монетарном обществе вопрос сохранения легитимности суверена является критичным. Он становится все более насущным, поскольку обеспечение стабильности монетарными способами неизменно приводит к кризисам неплатежей. «Предохранительный клапан» переменного денежного стандарта, как поняли еще древние мыслители, – это важнейшее условие устойчивости монетарного общества. До тех пор пока граждане позволяют суверену производить «перекалибровку» финансового распределения рисков, корректируя ставший несправедливым денежный стандарт, суверенные деньги работают. Именно этим опасно традиционное понимание денег как реального предмета. Оперируя физическими понятиями, важно использовать неизменный стандарт (в идеале – природную константу), но с социальным понятием стоимости дело обстоит ровно наоборот. Если согласиться, что деньги должны способствовать созданию справедливого общества, то нужен не такой стандарт экономической ценности, который зафиксирован раз и навсегда, а такой, который, как доказал Солон, чутко откликается на требования демократической политики.
Вот, собственно, и все про суверенные деньги. Однако в современном мире почти все деньги, находящиеся в обращении, выпускаются не суверенами, а банками. Давайте посмотрим, как банки выполняют «обещание» денег обеспечить стабильность и свободу? Банки, по крайней мере в теории, занимаются «преобразованием ликвидности», то есть преобразуют свои ликвидные активы и краткосрочные обязательства по депозиту в неликвидные долгосрочные кредиты. Однако понятие «преобразование ликвидности» является лишь фигурой речи. Фактически ничто ни во что не преобразуется. Пассивы банков остаются краткосрочными и сохраняют фиксированную номинальную стоимость, а активы – долгосрочными, с нетвердой номинальной стоимостью. Те и другие никогда между собой не пересекаются. Вместо этого банки создают видимость преобразования, искусно синхронизируя платежи в своих балансовых отчетах. Но как бы ловко они это ни проделывали, остается вероятность того, что люди усомнятся в надежности банка. Это серьезнейшая проблема, встающая перед любым частным эмитентом денег; с ней столкнулись даже великие международные банкиры XVI века. В начале 2000-х годов международный теневой банковский сектор и его напуганные регуляторы получили суровый урок: частные деньги, обеспеченные лишь собственными ресурсами эмитентов, в хорошие времена работают, а в плохие – нет. Таким образом, единственный способ заставить деньги банка работать без перебоев – обеспечить покровительство суверена и его власти, то есть заключить Великое денежное соглашение. На протяжении трех столетий это казалось разумным решением. Однако с наступлением кризиса стало ясно, что распределение рисков, обеспечиваемое нынешней системой «банковских» денег, несправедливо до такой степени, что дальше терпеть подобное положение вещей невозможно.
Такова альтернативная концепция денег, описанная в нашей «неавторизованной биографии», и вытекающая из нее интерпретация неблагополучия банковской системы. В рамках ее нынешней глобализованной организации происходит несправедливое распределение рисков, при котором потери социализированы: неудачи оплачиваются налогоплательщиками, в то время как прибыли присваиваются частным образом – банками и их инвесторами. Встает вопрос: можно ли «разрулить» сложившуюся ситуацию? Ответ на него лежит между двумя крайностями. Крайность первая: приватизировать все риски, то есть реорганизовать банковскую систему так, чтобы инвесторы, сегодня получающие
