– Вацлав, это же дорога! – тихонько окликнула его Аделаида. – Орденская дорога.
А ведь в самом деле! Не княжеский тракт, конечно, но и не тайная тропа беженцев. Хорошо расчищенная просека половинила лес, словно рубящий удар длинного прямого клинка.
– Интересно, куда она ведет? – заерзала в седле полячка.
– В Наревский замок, куда же еще. Там, должно быть, и обрывается. Замок-то поставлен недавно, значит, дальше пути нет.
– А если ехать из замка?
Он осмотрелся. Если ехать из замка, дорога вела в сторону зашедшего уже солнца – на запад. Значит, не по пути им с лесной просекой. Ни в ту, ни в другую сторону.
– Ну, так как? – не успокаивалась полячка. – Если из замка, а?
– Дядька Адам говорил, что в этих местах проложена только одна орденская дорога. И ведет она к Кульмской комтурии – в Хелмно. Короче, уходить нам с этой дорожки нужно.
Аделаида задумчиво покачала головой.
– Нельзя, Вацлав. Никак нельзя. Если уйдем – заплутаем, погибнем от голода.
– Не погибнем. На крайний случай у нас конь есть. Целая гора мяса! Совсем туго придется – съедим.
– Фу! – полячка поморщилась. – Есть конину?! Да я лучше сдохну, чем уподоблюсь твоим дружкам-татарам.
Ну вот, опять двадцать пять!
– Ничего, – нахмурился Бурцев. – Поголодаешь еще денек-другой – умнешь и конину за милую душу. Поехали.
Он потащил тевтонского жеребца с опасной дороги. Аделаида спрыгнула с седла.
– Послушай меня, Вацлав. Хоть раз послушай! Даже если мы с тобой съедим целый табун лошадей, все равно добраться до Руси без проводника не сможем. Вернуться во Взгужевежу – тоже. Тем более пешими. Это же Пруссия – дикая страна. Кругом – леса да болота. И язычники, ненавидящие добрых христиан лютой ненавистью. Меня уже чуть не принесли в жертву на капище идолопоклонников. Второй раз испытывать судьбу я не желаю. Да остановись же, Вацлав! Куда ты?
Он остановился. Объяснил:
– Нам известна дорога к Наревскому замку. Для начала обойдем его, а там видно будет.
– Обойдем?! – мотнула головой Аделаида. – А ты уверен, что нас пропустят? Да, возможно, твою дружину оставшиеся в крепости тевтоны остановить не смогли, но с нами-то уж как-нибудь управятся. Даже если не убьют сразу – учинят допрос, которого ни тебе, ни мне не выдержать. Здесь не безопасная Кульмская комтурия, Вацлав! Здесь немцы наверняка осторожничают сверх всякой меры и тщательно проверяют каждого путника. Если таковые вообще заходят в эти проклятые края.
Вообще-то определенный резон в словах Аделаиды был.
– И что ты предлагаешь? – спросил Бурцев. – Ждать у тракта продовольственный обоз из комтурии? Так маловато нас для грабежа-то. Пан Освальд – и тот на такие дела целую ораву с собой водит.
– Я предлагаю ехать по этой дороге в Хелмно. И добыть себе пропитание там, честным путем добыть.
У Бурцева отвисла челюсть. Неужели гордая дочь Лешко Белого готова наняться в работницы к какому-нибудь орденскому кастелянину? Или муженька запрячь хочет? Так ведь он никакому ремеслу не обучен.
– О чем ты говоришь, Аделаида?
– Помнишь Фридриха фон Берберга из Вестфалии?
Бурцева передернуло – еще бы не помнить! Он вовек теперь не забудет этого типчика.
– Так вот, благородный Фридрих направлялся в Хелмно, намереваясь принять участие в турнирах.
– Чтоб его там зашибли, нафиг, – прошипел сквозь зубы Бурцев.
– Что?
– Нам-то, спрашиваю, какая с того радость?
– Как какая? Почему бы тебе тоже не поучаствовать в турнирах? По правилам ристалищного боя победителю достается все имущество побежденного. Ты бы отбил для нас чьих-нибудь коней, припасы и снаряжение, с которым можно смело отправляться в дальний путь. Там же, в Хелмно, можно передохнуть и поискать проводника. Ты, Вацлав, главное, выбери противников побогаче и выиграй побольше боев. А я, если хочешь, буду вдохновлять тебя на победу.
Ах, вот в чем дело! Бурцев усмехнулся. Как же все просто выходит у Аделаиды. Нет, он, конечно, не возражает. Только есть тут одна загвоздочка.
– Нам ведь придется лезть прямо в лапы к кульмским крестоносцам. А они вряд ли проявят гостеприимство по отношению к малопольской княжне, за которой охотился еще Конрад Тюрингский. Да и меня после Легницкой битвы и дружбы с разбойничьим паном Освальдом немцы, наверное, не шибко жалуют.
– А как они узнают, кто я такая и кто ты? – Аделаида скорбно скривила губы. – Я и на княжну-то уже давным-давно не похожа. А ты… Ты что, ни разу не был на турнирах? Не видел, какое там столпотворение?
«Не был, не видел», – он вовремя прикусил язык – незачем, наверное, признаваться в этом Аделаиде. Но зато ляпнул другую глупость.
– Фридрих фон Берберг знает, кто ты такая, – напомнил Бурцев.
– Вряд ли мы его встретим, но даже если и так…
Показалось, или мечтательная улыбка все же мелькнула на устах княжны? Бурцев нахмурился: фон Берберг опять совершенно беспардонно вторгался в их личную жизнь. А сам виноват: кто просил упоминать о вестфальце?
– …Фридрих не причинит мне вреда, – продолжала Аделаида. – Он – человек чести. И он дал рыцарское слово хранить мой титул втайне. За себя тоже не бойся: если я попрошу, фон Берберг никому не скажет о тебе ни слова. Никто не узнает даже, что ты путаешься с язычниками и лично знаком с желтолицым жрецом пруссов.
Бурцев поморщился: вот уж спасибо, благодарю покорно. Ничем быть обязанным вестфальцу он не желал. А Аделаида все тараторила без умолку:
– Кроме того, правила турниров позволяют рыцарям драться, не открывая своего герба и лица. На твоем щите герба и так нет, ну, а лицо… У тебя ведь к седлу приторочен закрытый немецкий шлем. Ты, помнится, даже примерял его однажды – и шлем пришелся впору.
– Ну, не совсем…
Если уж быть точнее, то «совсем не». Бурцев вообще не жаловал топхельмы, ограничивающие в бою обзор, а этот к тому же едва налезал ему на голову. Собственно, он уже подумывал вообще выбросить чужое боевое ведро, но тут Аделаида со своими фантазиями…
– Это не важно, Вацлав. Надень его – и будешь биться неузнанным.
– Я не привык драться с горшком на голове и вообще мне не нравится твоя затея. Идем отсюда.
Бурцева упрямство супруги разозлило не на шутку. Он решительно увлек за собой коня с орденской дороги и ожидал теперь чего угодно, вплоть до привычной истерики и обвинений в трусости. Но Аделаида не стала ни визжать ему в спину, ни размахивать кулачками в бессильной ярости.
– Я голодна, Вацлав, – тихо и жалобно проговорила она. – Я устала. Мне плохо. Я боюсь этого леса.
И расплакалась.
Да, против такого аргумента не попрешь… Бурцев со вздохом вернул коня на дорогу. И ведь по сути-то девчонка права. Даже если им удастся пробраться мимо Наревского замка незамеченными – сгинут все равно оба в незнакомых лесах и болотах без проводника и пищи. Или снова
