Ай, красотища! Интересно, украшают ли рыцаря шрамы, оставшиеся не от благородной стали клинка, а от шпоры?
Вестфалец выл. Вестфалец рвал из ножен кинжал-мизерикордию. Вестфалец снова пер в атаку. И вестфалец окончательно потерял нюх. Слепая ярость приводит к победе лишь над малодушным противником. Бурцев таковым не был. Он привык не спасаться от чужой ярости, а использовать ее.
Принцип тореадора: дождаться момента, когда уйти почти невозможно. И уйти. Тогда с нападающим можно делать что угодно.
Шаг в сторону и своевременный полуповорот избавили его от встречи с острым граненым лезвием. Если кинжал фон Берберга тоже ковали какие-нибудь дамасские оружейники, что изготовили и чудо-меч, на кольчугу лучше не полагаться – не спасет.
Перехват левой запястья противника. Правой – сильный резкий тычок по тыльной стороне кулака, обхватившего рукоять кинжала. Готово! Кулак разжался. Мизерикордия выпала. Однако и в этот раз довести прием до конца – удержать, заломить, переломить, нафиг, пойманную руку – Бурцеву не удалось.
Фон Берберг провел контрприем. Незнакомый, действенный. Немец изловчился, извернулся. Ого! А вот теперь, действительно, хрясь! Левый стальной налокотник противника вдруг шарахнул Бурцева по черепу. Хорошенько шарахнул – до искр из глаз. Если бы не инстинктивно приподнятое плечо, если бы не сбившийся набок подшлемник, нокаут – обеспечен. А так…
А так Бурцев сумел-таки уклониться от второго – добивающего – удара. И третьего – страхующего – тоже. Восстанавливая дыхание, они расцепились на пару секунд. Все-таки кулачный бой в доспехах – занятие довольно изматывающее.
Глава 42Между ними по-прежнему лежали меч и кинжал, но на обманчиво близкое оружие ни Бурцев, ни фон Берберг сейчас не смотрели. Одно движение к отточенной стали, один, даже мимолетный взгляд, брошенный на нее, даст врагу шанс. А получить по тыкве тяжелой латной перчаткой не хотелось никому. Противники уже достаточно хорошо прочувствовали силу друг друга.
Смотреть – только глаза в глаза. Периферийное зрение фиксирует малейшее движение рук и ног. Слух сконцентрирован лишь на хриплом дыхании врага. Вопли герольда – побоку. Спешащие со стороны трибун кнехты-копейщики – тоже. Фон Берберг стоял в стойке боксера. Немного неуклюжей, но в общем-то настолько идеальной, насколько это позволяли громоздкие доспехи. Правда, руки подняты выше, чем следовало бы. Хотя кто знает, как следует держать руки в ристалищном поединке. На ринге такой файтер, конечно, продержался бы лишь до первого приличного удара в печень. Но здесь – не ринг. И печень надежно защищена броней. А вот на башке шлема нет. Так что, пожалуй, все правильно. Бурцев тоже чуть приподнял руки. Ну что, Фридрих, гонг и следующий раунд?
Фон Берберг боксировал неплохо. Оцарапал стальной перчаткой ухо и скулу. Слава богу – задел скользящими ударами. Но при этом сам неосмотрительно открылся. Подставил при замахе разодранную шпорой щеку. И Бурцев решил не церемониться.
Резкий сильный тычок… Он дотянулся. Немец взревел. Машинально прикрыл лицо руками. Развел локти. И вот туда-то… Апперкот в перчатке-кастете – это вам не хухры-мухры! Мозги ведь – они не приклепаны изнутри к черепушке намертво. Плавают мозги-то в плотном киселе. И от такого удара взболтнулись капитально. Шмякнулись о черепную коробку. Взбаламутились потревоженным студнем.
Оглушенный противник грохнулся наземь. И не встал. Наверное, бравый вестфалец даже не успел пожалеть о том, что так поспешно снял свое ведро с рогами.
Кстати, о рогах…
Бурцев огляделся. Сначала – самое главное. Он сорвал со шлема ленту Аделаиды, сжал трофей в кулаке. А теперь что? Бой-то вроде бы у них с фон Бербергом велся насмерть. А меч и кинжал поверженного врага – вот они: бери – не хочу. Бери и добивай… Блин, по-дурацки как-то все выходит. Не резать же, в самом деле, нокаутированного мерзавца.
Он промедлил. И подоспели «рефери». Копья кнехтов оттеснили Бурцева от места схватки. Возмущенный старший герольд брызгал слюной и что-то орал ему прямо в лицо. Пыхтела недовольная толпа. Препирались на трибунах друг с другом тевтонский и ливонский ландмейстеры. Хлопал глазами, отвесив челюсть до пупа, такой, как казалось до сих пор, невозмутимый Вильгельм Моденский. А Аделаида? Королева турнира демонстративно отвернулась от мужа.
Все? Сиюминутный порыв чувств угас? Стих надрывный крик княжны, и Васька Бурцев снова в опале. А он-то думал, он-то рассчитывал… Нет, милая супруга вернулась к нему ненадолго.
Бурцев усмехнулся. Все, короче, с вами со всеми ясно, дамы и господа… Не по правилам одержанная победа, так? Драка благородных воинов на кулачках посреди ристалища противоречит кодексу рыцарской чести. С мечом и кинжалом на безоружного – не противоречит, а в морду обидчику, значит, противоречит? Он еще раз взглянул на стройную спинку княжны. Воротите нос, ваше высочество? Ну-ну…
Да идите вы все. Он тоже отвернулся от лож знати. Коня вот только жаль. Хороший был конь, хоть и тевтонский. И меч… как без меча-то теперь? Но разве как победителю ему не полагается имущество побежденного?
Бурцев шагнул к жеребцу фон Берберга.
Сразу три кнехта уперли ему в грудь свои копья. Не тупыми древками – боевыми наконечниками.
– Найн! – выхаркнул новую порцию слюны старший герольд.
Так, выходит, поединок не засчитан?
– Взять его! – приказал по-немецки Дитрих фон Грюнинген. – Сорвать рыцарские шпоры.
Еще два копейных наконечника уткнулись в спину. И что теперь? Драться? Раскидать кнехтов? Сломать шею герольду? Набить морды магистрам-ландмейстерам? Погибнуть с честью в неравном бою? А толку-то, если Аделаида по-прежнему стоит отвернувшись. Словно стыдится своей недавней слабости, крика своего, спасшего ему жизнь, стыдится… Стоит дочь Лешко Белого неприступная вся такая, холодная. Снежная, блин, королева!
– Пусть уходит!
Нежданно-негаданно за него все же вступились. Герман фон Балке! Тевтон ухмылялся, глядя на поверженного фаворита своего соперника из Ливонии, и милостиво кивал победителю. Бурцев тоже невесело усмехнулся. Кажется, он поневоле доставил радость этому орденскому бонзе.
– Не отпускать его! – взъярился фон Грюнинген.
– Ступай с миром, тайный рыцарь, – повысил голос фон Балке.
Кнехты смешались, заколебались. Это были кульмские вояки, подчиняющиеся местному комтуру, а тот в свою очередь выполнял приказы ландмейстера Германа фон Балке. Но и ливонец уж больно грозно сверкал очами. Старший герольд в растерянности взглянул на папского легата.
– Приведите в чувство рыцаря из Вестфалии, – хмуро распорядился епископ Вильгельм, – и побыстрее.
Кажется, другой поединщик посланца Рима не интересовал вовсе. Копейщики отошли. Бурцев пешком направился к поваленной ограде. Народ за оградой недовольно бухтел. Ох, расступись, люди, хуже ведь будет.
Люди расступились.
Глава 43– Хэр
