Теперь Андрей стоял, прислонившись к перилам, и с напряжением ждал реакции Милицы на свою вроде бы совершенно случайно брошенную реплику.
А в ответ прозвучал лишь заливистый женский смех, даже чинно сидящая за столом мать Милицы сдержанно улыбнулась, а уж Франя зашлась так, что даже вынуждена была промокнуть выступившие на глазах слезы цветастым платочком. Андрей, понимая, что сморозил какую-то глупость, молча, смотрел на них обиженным взглядом, пережидая этот взрыв неожиданного веселья. Наконец Милица с видимым усилием придав лицу серьезное выражение, произнесла:
— Думаю, эта форма придется вам не по размеру. К тому же хозяину, такая фамильярность в обращении с его вещами может не понравиться. Он весьма старомоден в этом отношении и вряд ли одобрит ношение свой одежды чужим человеком.
Франя, все еще продолжавшая вытирать платочком слезы, при этих словах вновь прыснула в кулак и поспешно отвернулась.
— Не понимаю причин такого безудержного веселья, — обиженно заявил Андрей, стараясь ни на кого не смотреть.
— Я же говорила тебе, мама, он просто прелесть, — проворковала Милица, так будто Андрей и не стоял от нее в двух шагах. — Спорим, он уже вообразил, что сейчас откуда-нибудь из подпола вылезет здоровенный мужлан, представится моим мужем и вышвырнет его на улицу…
— Если я в чем-то ошибаюсь, — запальчиво начал Андрей. — То это еще не повод…
— Во всем, — совершенно серьезно произнесла, повернувшись к нему Милица. — Ты ошибаешься решительно во всем, так что уж извини нас, пожалуйста, за этот смех, но ты сам напросился. А насчет камуфляжа, он действительно, не подойдет тебе по размеру. Да и я намереваюсь к концу отпуска одеться в чистую форму, а не ношенную несколько дней пусть даже таким милым мужчиной как ты.
— Так это ваша… Твоя… — Андрей просто не мог от удивления подобрать слова.
Милица, довольная произведенным эффектом кивнула.
— Так ты…
— Боец интервентной четы воеводы Драгана Орича Милица Главаш, прошу любить и жаловать. Впрочем, на любить, как приличная девушка, не настаиваю, а жаловать могу, если что, и заставить.
— Ох, ветрогонка, прости Господи, — недовольно заворчала, чинно прихлебывавшая кофе мать Милицы. — Ох, ветер в голове, четвертый десяток уже, а все туда же… Непоседа…
— Мама, — сурово прикрикнула на нее Милица, бросив исподтишка хитрый взгляд на Андрея. — Нашему гостю вовсе необязательно знать твое личное мнение обо мне, а особенно, сколько мне на самом деле лет. Будешь вот так вот выдавать всем мои секреты, точно внуков не дождешься!
Андрей аж поперхнулся от такого заявления, а, видимо давно привыкшая к взбалмошному характеру дочери, мать лишь укоризненно покачала головой. Франя отчаянно хрюкала в свой платок, борясь с очередным приступом смеха.
— Да не пугайся ты так, — милостиво обратилась к застывшему соляным столбом Андрею Милица. — Про внуков это я так, фигурально. Идея фикс моей мамы, что поделать… Ну что ты стоишь там как статуя, проходи к столу, ужин стынет.
Андрей в полном замешательстве сделал несколько шагов вперед и тут же был перехвачен заботливой Франей, которая, уже привычно ахая и охая, усадила его подле Милицы щедро набухав ему в тарелку какого-то густого и острого отдаленно напоминающего плов кушанья. Милица вновь сменив образ и превратившись в одночасье в хорошо воспитанную юную девушку из института благородных девиц, чинно распрямив спину и сморщив от усердия носик, изящно орудовала серебряной вилкой у себя в тарелке, изредка бросая на него из-под опущенных ресниц искрящиеся смешливым весельем взгляды.
На следующий день аспирант ощутил себя уже достаточно здоровым и набравшимся сил для того, чтобы выйти на улицу, и, несмотря на неодобрительное ворчание старой травницы и причитания Франи, уговорил-таки Милицу, показать ему село, и окрестности. Ввиду чего и был отпущен из гостеприимного дома, в обмен на обещание не строить из себя героя перед девушкой и при малейших признаках слабости или головокружения вернуться обратно.
Погода стояла просто чудесная, на траве еще не высохла переливающаяся бриллиантовым блеском утренняя роса, солнце только выкарабкивалось из-за горизонта и все вокруг будто затихло в ожидании его восхода, лишь мягкий теплый ветерок шаловливо гладил кожу лица легкими дуновениями. Они шли в сторону от деревенских домов, по узкой хорошо утоптанной тропинке петлявшей меж одетых первой листвой узловатых стволов незнакомых Андрею деревьев, углубляясь все дальше и дальше в просвеченную насквозь первыми солнечными лучами рощу. Милица, одетая в грубой вязки свитер, легкую изящную курточку и темную юбку длиной до самых щиколоток шла рядом с ним непривычно тихая и задумчивая. Юбка впрочем, была весьма своеобразной, несмотря на строгий, подчеркнуто монашеский фасон, с левой стороны ее имелся длинный прямой разрез, почти полностью открывавший ноги хозяйки, что позволяло Андрею при каждом шаге четницы видеть ее стройные правильной формы икры, идеально круглые колени и волнующе полные бедра. Оторваться от этого зрелища было не просто, и аспиранту даже пришло вдруг в голову, что эта юбка очень подходит Милице, такая же как она сама обманчивая, переменная и непредсказуемая, выражающая непонятную двойственность натуры. Глянешь с одного бока — увидишь чинную монашку, с другого — знающую себе цену, раскованную женщину-вамп, и какой из двух образов окажется истинным решать только тебе. Андрей склонялся к мысли, что оба они будут ложными, а настоящая Милица толком незнакома никому и живет где-то глубоко внутри, надежно защищенная кучей придуманных масок, не показываясь окружающим людям. Он еще раз искоса глянул на мечтательно улыбающуюся каким-то своим мыслям девушку и поймал себя на мысли, что очень хочет, заглянуть под эту маску и увидеть свою спасительницу настоящей, а не играющей очередную роль.
— Ты очень разная, — неловко начал он, когда затянувшееся молчание стало уже просто невыносимым. — У меня никогда не получается заранее
