По просторной мраморной лестнице, украшенной античными статуями и позолоченными шандалами, под пронзительными взглядами венценосных особ, запечатленных в своих парадных одеждах великими живописцами своего времени, Баташов проследовал на второй этаж. Прошагав еще с полсотни шагов по широкому коридору, гвардеец остановился. Высокомерно взглянув на полковника, он торжественно произнес:
– Император Всероссийский, Царь Польский и Великий Князь Финляндский! – При последних словах он подал знак двум ливрейным лакеям, и те величественно раскрыли створки дверей, ведущих в кабинет императора.
Кабинет царя благодаря широким и высоким окнам, выходящим на Адмиралтейство и в собственный дворцовый садик, был сплошь залит дневным светом. Двухтумбовый красного дерева Г-образный письменный стол с лампой под сверкающим позолотой матерчатым абажуром стоял в углу, образуя своеобразную крепость, за которой возвышалось резное, тоже красного дерева кресло. Внутреннюю сторону арочных дверей кабинета украшали кованые прорезные петли. Еще один стол стоял у окна, выходящего в сторону Адмиралтейства, вокруг него и у стены стояли стулья с высокими спинками. На стенах, оклеенных светлыми шелковыми обоями, висели портреты императоров, Екатерины Великой, а также портрет Николая II в тужурке.
Невысокого роста курносый человек в походной форме полковника лейб-гвардии Конного полка резко встал из-за стола и, прищуриваясь, словно от острой головной боли, направился навстречу полковнику.
Глядя на прикрытый волосами чуть заметный шрам на виске царя, Баташов сразу же вспомнил разговоры, ходившие в среде штабных офицеров Варшавского военного округа о малоизвестном покушении на Николая Александровича еще в бытность его цесаревичем. По рассказам одних выходило, что знатного гостя, японского императора, вдруг ни с того ни с сего попытался рубануть саблей по голове какой-то японский фанатик. Другие утверждали, что это сделал японский камикадзе, подкупленный российскими революционерами. И только на одном из совещаний в Генеральном штабе от генерал-квартирмейстера Иванова по большому секрету Баташов узнал, что же произошло на самом деле. Оказывается, цесаревич Николай и его спутник принц Георг Греческий, изрядно подвыпив, случайно забрели в синтоистский храм и там, идиотски хихикая, начали колотить тросточками по священным для синтоистов храмовым колоколам. Естественно, что японцы искренне возмутились такому кощунству, вызвали полицейского, и тот всего-навсего попытался выполнить свой самурайский долг. Только чудо оставило «великовозрастному шалуну» жизнь. Все это промелькнуло в голове Баташова в одно мгновение. Приблизившись к царю на расстояние двух шагов, он четко, по-уставному, доложил:
– Ваше величество, Генерального штаба полковник Баташов!
– А почему, полковник, вы не в форме артиллерийского офицера, в которой, как я знаю, вы поступали в Академию Генерального штаба? Вам она, по-моему, гораздо больше к лицу, – недовольным голосом произнес царь, вяло пожав руку офицера, и, не дожидаясь ответа, поинтересовался: – Где вы начинали службу?
– После окончания Михайловского артиллерийского училища был распределен в отдельную артиллерийскую бригаду Туркестанского военного округа, – четко ответил Баташов.
– Наверное, набедокурили в училище, – пронзил его недоверчивым взглядом царь, – знаю, сам не раз отправлял туда проштрафившихся офицеров.
– Нет, ваше величество, – возразил Баташов, – я окончил училище по первому разряду!
– Так почему же не пожелали служить в гвардии? – искренне удивился царь. – Небось, денежные затруднения? А может быть, от настойчивой пассии ретировались?
– Нет, ваше величество, – твердо ответил полковник, – я избрал место службы по первоочередному праву выбора. И горд тем, что начинал свою службу в Туркестане.
– Ну что же, похвально, очень даже похвально, – равнодушно произнес его величество. – А начинали вы свою службу не под началом ли Станислава Петровича Иванова, которого я недавно наградил за службу в Туркестане орденом Святого Владимира с мечами? – вновь решил показать свою проницательность царь.
– Да! – впервые с начала аудиенции согласился Баташов с царем. – Я начинал свою службу под началом Станислава Петровича, еще тогда, когда он командовал экспедиционным отрядом в Памирах. – Но царь, не дослушав его, резко повернулся и, нервно поправив давящий шею погон, широко, не по-военному размахивая руками, поспешил к столу, стоящему у окна.
– Прошу вас… э-э… – Он достал из кармана шпаргалку и, мельком взглянув в нее, продолжал: – Евгений Евграфович, подойти к столу.
На залитом ярким солнечным светом столе лежала оперативная карта Варшавского военного округа, Баташов понял это с первого взгляда и уже приготовился высказать свои соображения по оперативному прикрытию плана всеобщей мобилизации в царстве Польском, но, услышав неожиданный вопрос царя, был попросту сбит с толку.
– Подскажите-ка мне, милейший, зубры в нашем польском имении «Спала» еще водятся?
– Не могу знать, ваше величество, не до охоты было.
– А мне главный лесничий докладывает, что зубры и другая живность в лесах перевелись почему-то. Не знаете, что там случилось? – продолжал допрос царь.
– Нет, ваше величество!
– Ну что вы заладили – нет да нет! Лучше скажите мне, будучи на Памирах, охотились небось? – хитро прищурился царь.
– Охотился, ваше величество.
– На кого?
– На архаров.
– Это что такое?
– Это горный козел с огромными рогами.
– А-а, видел я голову этого рогатого чудовища в охотничьем павильоне моего двоюродного дяди, великого князя Николая Михайловича. Кстати, он очень хорошо отзывался не только о вашей службе, но и о ваших памирских походах и научных трудах, увенчанных золотой медалью Императорского Русского географического общества, – торжественно произнес последние слова царь и, одернув зачем-то в обтяжку сшитый китель, направился к столу, стоящему в глубине кабинета. Раскрыв красную папку с золотым обрезом, он торжественно объявил: – Вы произведены мной в генерал-майоры и назначаетесь заместителем генерал-квартирмейстера Варшавского военного округа! Поздравляю!
– Премного благодарен, ваше величество! Постараюсь оправдать доверие вашего величества, – растерянно пролепетал Баташов, еще не до конца осознавая всю величину благодеяния императора.
– Не благодарите. Вы заслужили это высокое звание. О ваших успехах пишет в своей аттестации и генерал-квартирмейстер управления Генерального штаба Монкевиц.
Царь взял со стола листок и с запинками и большими перерывами зачитал аттестацию:
– «Умный, серьезный, безупречно нравственный. Строг во взглядах на дела чести, всегда правдив, чрезвычайно самолюбив. Настойчив до упорства в
