ГЛАВА ХIV Берлин. Август – сентябрь 1914 г
1
Несмотря на то что подполковник Николаи с момента своего назначения на должность шефа германской разведки сделал многое для подготовки к предстоящей войне, известие о ее объявлении было для него неожиданным. Еще накануне ничто не предвещало такого решительного со стороны кайзера шага, ибо он вновь находился в состоянии нерешительности. До последнего момента не было известно, где будет нанесен сокрушительный удар, на западе или на востоке. Все это внушало Николаи маленькую надежду на отсрочку войны, к которой Германия в достаточной мере не была готова, так же как и ее главные враги, Франция и Россия.
Но колесо войны завертелось, набирая обороты, и остановить его уже не представлялось возможным. Мобилизация населения шла полным ходом, переполненные эшелоны с войсками и техникой двигались к западным и восточным границам Германской империи. То же наблюдалось и в России, и во Франции.
Что же послужило толчком к принятию окончательного решения императора Вильгельма, который везде и всюду прилюдно говорил, что не хочет никакой войны, что готов протянуть руку дружбы своим потенциальным врагам? Постоянное давление со стороны генералитета Большого Генерального штаба, настойчивые требования правительства, которому надо было во что бы то ни стало поднять экономику страны за счет захваченных территорий, или наращивание военной силы странами Антанты и иезуитская политика Англии, которая до последнего момента заверяла кайзера о невмешательстве в случае войны в дела России и Франции? Скорее всего, на кайзера повлияло все это вместе взятое, неожиданно подтолкнув его к решительному шагу.
Накануне войны Николаи казалось, что он благодаря своей достаточно широкой сети агентов, раскинутой по всей Европе, знает о противнике все, начиная с количества штыков и сабель, сосредоточенных Францией и Россией на западных и восточных границах империи, и заканчивая объемами огнестрельных боеприпасов, продовольствия и фуража, доставляемых эшелонами к будущему театру военных действий. Но он не мог и предполагать, то, что мобилизация как в России, так и во Франции пройдет быстрее, чем это было запланировано в мобилизационных планах генеральных штабов противника, что план Шлиффена уже с первых дней своей реализации начнет пробуксовывать, все больше и больше увязая в непредвиденной Шлиффеном стойкости голландцев и глубоко эшелонированной обороне французов, и, наконец, что в драку ввяжется британский экспедиционный корпус. В первые дни после объявления Германией войны России, а затем и Франции стали видны политические просчеты кайзера и его внешнеполитического ведомства. Вильгельм, пытаясь найти союзников среди своих родственников-монархов, направил им соответствующие телеграммы. На что греческий король Константин ответил, что предпочел объявить о своем нейтралитете. Румынский король – из католической ветви рода Гогенцоллернов – тоже не оправдал надежд кайзера. Вильгельм воспринял это как оскорбление, и отныне Греция и Румыния стали рассматриваться им как потенциальные противники. Когда были расставлены все точки над «i», выяснилось, что Антанта по отношению к Германии и Австро-Венгрии обладает значительным преимуществом в живой силе и военном потенциале. А самое страшное, произошло то, чего Николаи больше всего опасался: война на два фронта. Составляя свой план, Шлиффен и Генштаб исходили из того, что русская армия полностью отмобилизовывалась за 40 дней, а германская за 17 дней. Если от 40 отнять 17, то получится, что в запасе Германии 23 дня, – за эти 23 дня германские войска должны были успеть, пройдя через Бельгию, разгромить Францию, после чего, используя прекрасно налаженный железнодорожный транспорт, перебросить все свои силы против русской армии, которая к тому времени еще только начнет собираться возле границ после мобилизации. Никто из германского Большого Генерального штаба не мог и предполагать, что не бравшаяся никем в расчет Бельгия сможет на несколько недель задержать продвижение германских полчищ и что Россия, видя нависшую над Францией угрозу, направит свои еще не полностью отмобилизованные армейские корпуса в наступление по всей линии германской и австро-венгерской границы. Все это втягивало Германию в затяжную войну на два фронта, которую, как он знал, экономика страны долго не выдержит.
Поэтому видя, как толпы ликующих немцев с радостью и воодушевлением встретили известие о начале войны, шумно приветствуя своего земного бога кайзера, Николаи неожиданно для себя подумал: «На сколько же хватит им этого ура-патриотического запала, после того как правительством будет объявлено о введении режима строжайшей экономии и «затягивания поясов»? Будут ли они тогда каждодневно вывешивать на своих домах флаг монархии и выпивкой отмечать потопление британских кораблей, приветствуя подводную войну, начатую нетерпеливым гросс-адмиралом Тирпицем, и отпускать легкомысленные шуточки, когда все новые страны объявляют нам войну? Вряд ли, – уверенно заключил для себя Николаи, – патриотический угар вскоре пройдет, и вместо этого в их душах останется горький осадок, и тогда, голодные и изможденные, они в лучшем случае начнут на своих кухоньках упрекать и винить своего императора во всех смертных грехах, а в худшем вслед за социалистами выйдут на улицы Берлина с революционными лозунгами. И тогда поражение Германии неизбежно». С этими мрачными мыслями Николаи собирался на очередной утренний доклад императору.
Направляясь на своем новеньком, еще блестевшем лаком «Даймлере» по Унтер-ден-Линден к дворцовой площади, Николаи заметил, что в ту же сторону движется и празднично одетый и чем-то возбужденный народ. У ворот российского императорского посольства толпа то и дело подхватывала гимн «Дойчланд, Дойчланд юбер аллес!». Слышалась площадная ругань в адрес России и ее союзников. Главная улица Берлина, больше похожая на реку, вышедшую из берегов, шумно перелившись через Дворцовый мост на остров Шпрееинзель, затопила собой все пространство Дворцовой площади.
Перед резиденцией кайзера Николаи увидел огромную толпу, которая, несмотря на ранний час, собралась под балконом явно в ожидании выхода императора Вильгельма. Горожане не догадывались, что император уже давно покинул свой Берлинский замок и теперь лишь изредка наведывался туда, для того чтобы принять своих генералов и советников. Шумные патриотические манифестации и демонстрации надоели кайзеру, они попросту мешали ему сосредоточиться для великих дел.
Николаи вспомнил вдруг, как шумела и восторженно орала толпа, впервые собравшись на Дворцовой площади, сразу же после объявления о начале войны с Россией. Народу было столько, что яблоку негде было упасть. Сквозь неумолкаемый гул слышны были восторженные крики и здравицы в честь императора, сытые и радостные
