– Семенова! – завопил Кармашкин, но расколовший небо гром поглотил его крик.
На мгновение Генка ослеп. Казалось, что молния ударила прямо перед ним. Накрывший сверху гром заставил вздрогнуть и присесть. Кармашкину привиделось, что само небо возмущается его повышенной глупостью. Как он мог отпустить Леночку одну? Как он мог позволить Клюквину добраться до нее? Зачем он связался с этим журналом? Ведь если бы не его идиотская идея с геометрией, ничего не было бы – Арти не стал бы угрожать Семеновой, а он, Генка, не бегал бы в тапочках под дождем.
Новая вспышка. В металлическом отблеске Кармашкин успел заметить, что школьная площадка пуста. Ни Леночки, ни Клюквина там не было.
Напрасно он бегал по школьному саду, лазил в самые непроходимые кусты, кричал, срывая горло, – ему никто не отзывался.
Ослепший и оглохший, совершенно без сил, вернулся Генка домой. Ему уже ничего не хотелось – ни новой гитары, ни хороших оценок. Если за это надо платить такую цену, то он от всего отказывается. Слышите? Отказывается! Не нужны ему жертвы!
– Геночка, – ластилась к нему Люда. – Не переживай ты так. Это даже хорошо, что она от нас ушла. Она плохая!
– Ты ничего не знаешь, – гнал сестру Генка. – Маленькая еще.
– Ну и что, что маленькая, – упирала кулачки в бока Люда. – Я женщина и хорошо чувствую другую женщину.
Кармашкин закрыл глаза. Если бы он не знал, что перед ним стоит детсадовская кнопка, он бы решил, что это говорит сама Семенова.
– Иди отсюда, – отстранил от себя «маленькую женщину» Генка. – Мне заниматься надо. У меня… – Он поискал глазами, какую бы отмазку придумать. – У меня… Вот, – он схватил со стола учебник, по иронии судьбы оказавшийся учебником геометрии, – контрольная по геометрии.
– А что вы проходите? – Люда с ногами забралась на стул.
– Тебе не понять. – Кармашкин попытался столкнуть сестру со стула, но она была на редкость упертым человеком.
– Я все пойму! – важно заявила она. – Я уже считаю до двадцати!
Назло Люде Генка открыл учебник на самой «страшной» странице, где, кроме чертежей, формул и латинских букв, ничего не было. Но ее это не смутило. Сестра с любопытством уставилась на непонятный рисунок, заставив брата объяснять, что это за стрелочки такие смешные. И что это за слово забавное «синус» и почему он не синий, хотя его название наверняка произошло от двух слов: «синий» и «ус»?
Прогнать любопытную Люду не было никакой возможности, поэтому Кармашкин объяснял, объяснял и объяснял.
Он так и уснул, подложив под голову для мягкости учебник по геометрии. Разбудил его громкий стук в дверь.
Тум, тум, тум!
Удары были такие сильные, словно стучал не человек, а большой робот – весь дом от них содрогнулся.
В квартире стояла тишина. За окном, шурша по лужам, проезжали редкие машины. Желтый фонарь равнодушно заглядывал в Генкину комнату. В ушах все еще стоял тревожный стук. Но почему-то никто не просыпался, не бежал выяснять, что за наглец колотится поздним вечером к ним в квартиру.
Тик-так, тик-так, тик-так!
Напомнили о себе часы. Половина первого! Ничего себе он позанимался.
Тум, тум, тум!
Тревожно стукнуло сердце в груди. От волнения вспотели ладони.
Да что же это такое происходит?
Кармашкин на цыпочках прошел к двери и прислушался.
Тихо.
Некстати вспомнился призрачный ученик, что постоянно мерещился ему в школе. Неужели его, Генки, срок пришел? Неужели он скоро превратится в привидение?
Генка судорожно сглотнул и заглянул в глазок.
Лестничная площадка, квадратики кафельного пола.
Никого.
Прошуршала быстрая тень.
Кармашкин отпрянул назад.
Не может быть. Нет, это ему только кажется.
Он решительно распахнул дверь, заранее готовый увидеть на пороге десяток веселых призраков.
Никого.
Гудит лампочка, гудит ветер в мусоропроводе.
Это, наверное, ему приснилось, а на самом деле никто не стучал. Можно спокойно ложиться спать.
Генка повернулся, чтобы уйти, и вдруг заметил в дверной обшивке гвоздик. А на нем белый обрывок
