— Нет конечно, просто вы в любом случае не получите ни гроша!
— Вы не поверите, но именно так мне сказал рижский бургомистр при нашей первой встрече.
— Тот, который обманул вас при расчете?
— Да, именно он. К сожалению, он теперь подданный моего брата короля Густава Адольфа и я не могу его повесить. Все-таки мы союзники.
— Я смотрю, — усмехнулся Сапега, — союзники не поспешили вам на помощь.
— Вы правы, ясновельможный пан, однако с подобного рода договорами частенько происходит странная вещь. Пока союзник терпит поражения, об них никто не вспоминает. Но стоит ему одержать победу, как все сразу же вспоминают о своих обязательствах. Особенно если от их выполнения ожидаются некие преференции.
— Вы надеетесь на помощь короля Швеции?
— Я надеюсь на ваше благоразумие, господин канцлер. Король Сигизмунд считает себя еще и королем свевов, готов и вендов[58] и это заблуждение уже стоило Речи Посполитой Риги и значительной части польской Лифляндии. Ваш королевич Владислав с чего-то вбил себе в голову, что он еще и русский царь. И из-за этого множество храбрых шляхтичей осталось в поле под Можайском. Поэтому я спрашиваю вас, не слишком ли дорого вам обходятся амбиции этой семейки?
— Но Владислав действительно имеет законные права на Московский трон.
— Ухо от селедки имеет ваш королевич, а не права на престол и вы это знаете. А еще вы знаете, что он не просто так поспешил в этот поход, не дождавшись вас. Он хотел стать царем без вашей помощи и получить абсолютную власть. И если бы ему это удалось, то когда он стал бы еще и вашим королем, я бы и ломаного гроша не поставил за шляхетные вольности.
— Вы очень откровенны, ваше королевское высочество, и мне это нравится. Я тоже буду с вами откровенен. Вы одержали одну из самых выдающихся своих побед, признаю это. Но Речь Посполитая может выставить в поле еще не одну такую армию. И даже сейчас к Москве движется войско Сагайдачного, так что, вполне возможно, это была последняя ваша победа.
— Большая часть этого войска — сброд, умеющий только грабить. Они могут доставить немало неприятностей, это верно, но они не принесут вам победы. Казаки пройдутся по моим землям подобно саранче, я в ответ направлю к вам подвластных мне татар. Это может продолжаться довольно долго, но будет ли в этом хоть какой-нибудь прок? Давайте просто заключим мир и покончим с этим. Я вернусь в Москву, вы к себе…
— Вы так торопитесь вернуться в Москву? — Громко спросил неожиданно подошедший Калиновский.
Ксендз был одет как мирянин, и выглядел довольно при этом довольно непрезентабельно, но все равно, его появление было для меня крайне неприятным сюрпризом, поскольку я был уверен, что он находится при Владиславе и им не удалось еще соединиться с сенаторами. Впрочем, неожиданности только начинались. Вслед за Калиновским показались несколько рослых гайдуков, тащивших носилки на которых восседал королевич. Костюм его в отличие от священника, был в порядке, но лицо сильно бледным и, похоже, что он сильно страдал от раны.
— Видите ли, святой отец, — отвечал я с немного натянутой улыбкой, — все дело в том, что я никогда не видел слона.
— Слона?! — Не смог сдержать удивления священник, но я уже приветствовал польского принца.
— Рад видеть вас живым, кузен. Надеюсь, вы не слишком пострадали?
— Благодарю, — сухо отвечал он, — как вижу, вы падение с лошади пережили лучше, чем я.
— Вы правы, ваше высочество, уже через несколько минут после падения, я вел своих солдат к победе.
— Да, в тот раз вы божьим попущением одолели нас, — с горечью промолвил принц и поморщился от боли.
— Вы все же не здоровы, кузен, у вас есть лекарь?
— Пустяки, — отмахнулся он, — у меня достаточно сил, чтобы принимать участие в переговорах. Кстати, о каком слоне вы вели речь?
— Видите ли, ваше высочество, я ожидаю, прибытия персидских послов, которые в числе прочего везут мне в подарок от шаха несколько диковинных зверей. Им пора бы уже прибыть, а тут вы со своим глупым походом…
— Понимаю-понимаю, — сочувственно вздохнул ставший рядом с королевичем ксендз, — слон это действительно важно. Он ведь может чего доброго пострадать во время бунта.
— Бунта? — широко поднял брови Сапега.
Не знаю, откуда этот проклятый священник получал вести, но судя по всему, его информаторы не даром ели свой хлеб. Услышав о них, сенаторы приободрились и стали поглядывать на меня с нескрываемым злорадством.
— Боюсь, вас неверно информировали, — с деланным равнодушием отозвался я, — в Москве действительно были некоторые беспорядки, но они уже закончились.
— Вы уверены?
— Ну, конечно, я отправил в столицу вызволенных мною из плена русских воевод. Шеина, князя Трубецкого и других важных персон и волнения сразу же успокоились. Они кстати и были вызваны ложными известиями о том, что вы расправились с нашими пленными. Узнав об этом, москвичи страшно возбудились и потребовали ответить такими же мерами. Они отчего-то немного недолюбливают поляков. Впрочем, я полагаю, пан рефендарий помнит об этом. Не так ли?
— Надеюсь с нашими пленными все благополучно? — напряженно спросил Владислав, вскинув на меня глаза.
— Разумеется, — пожал я плечами, — они ведь не в Москве, а в совершенно других городах нашего царства. И пока им ничего не угрожает.
— Слава Езусу, — откинулся тот на спину и закрыл глаза. Похоже, ему и впрямь было нехорошо.
— Господа сенаторы, — обратился я к переговорщикам, — ваш сюрприз удался, но он может стоить здоровья или даже жизни вашему королевичу, посему я полагаю, для первого дня достаточно. Предлагаю продолжить завтра. Впереди ночь и у вас есть время обдумать ситуацию и привести ваши желания в соответствие с вашими возможностями, но хочу сказать сразу, есть один пункт, в котором я не уступлю. Я настоятельно требую возвращения царских и церковных реликвий украденных и вывезенных вами из Московского кремля!
С этими словами я решительно встал и, коротко кивнув в сторону носилок принца, двинулся к выходу. Сенаторы тоже поднялись и, поклонившись мне в вслед, озадачено переглянулись.
— Я говорил вам, что его высочеству стоит поберечь себя, — со сдержанным гневом стал выговаривать
