– Дядь! А далеко еще до Лунево? – крикнул он.
– С вашей скоростью примерно к полудню будете, – ответил я и тоже помахал рукой.
– Ага, спасиб, дядь! – подросток прошел вперед плота и с деловитым видом стал проверять, как увязаны тюки, коих было прилично навалено за палаткой.
Вот же, сопливые подростки вроде, а уже мужички! – подумал я.
Дети нового мира быстро перестали ими быть, осиротев и потеряв все, но те, кто выжил, теперь имеют такой стержень, волю и характер, что взрослые воспринимают их равными себе. Приходилось сталкиваться и с подростковыми бандами – безжалостными, жестокими зверенышами с искалеченной душой. До сих пор на слуху леденящая кровь история о том, как Аслан по доброте своей пощадил двоих из подобной банды и вроде как второй шанс им решил дать. Определил их в подмастерья в столярке, где они и жили с еще тремя работягами в небольшой пристройке к цеху. Этих подростков взяли во время нападения на небольшой обоз, но торгаши в обозе оказались не из робкого десятка, да и с оружием дружны, так что почти всю подростковую банду уничтожили, единицы смогли уйти, вот двоих удалось взять в плен. Эти вроде как детишки прожили у Аслана три недели, отъелись, отоспались, а в одну ночь пустили под ножи своих соседей по ночлежке и убежали, зарезав задремавшего охранника и завладев его оружием, попутно обчистили один дом, убив хозяев и прихватив их повозку, ушли в лес. Такая история, да. Это у нас, на Сахарном, все друг за друга держатся, хотя и бытовые конфликты случаются, и травмы на производстве, но все же порядок и спокойно, несмотря на это, организована круглосуточная караульная и патрульная служба, а Лесной и Лунево – это свободные анклавы. Нет, кое-какое подобие власти там есть, как семья Аслана в Лесном или совет торговцев в Лунево, во главе с бывшим замполитом мотострелковой части, но все грехи и отрицательные стороны социума мира до Волны там представлены в полном раскладе.
– Одиннадцатый, ответь Потапу.
– На связи, – ответил я и присел на откидной стул у иллюминатора в ходовой рубке. Это вышли на связь трое из группы прикрытия, которых мы ссадили на берег час назад, а плашкоут и «Кумач» на малом ходу двинулись дальше, к точке встречи, до которой уже не более трех километров, и если верить нашей карте, то осталось только поворот реки пройти…
– Вышли на дорогу, наблюдаем, слышен шум моторов.
– Принял, осторожно, двигайтесь дальше, к точке встречи.
– Принял, отбой.
Иваныч внимательно смотрел вперед, держась от плашкоута на значительном удалении, потом покосился на стоящий у стены на полу ПКМ на сошках.
– А ты что думал, только кораблики по волнам водить? – заметил я его недовольный взгляд. – Ничего, лента заправлена, патрон в патроннике, если что, ствол в иллюминатор и дави на спуск, поливай, чтобы бошек не подняли.
– Уж лучше кораблики водить…
– Кто же спорит, но вот партнеры наши по сделке очень уж мутные личности.
– Вышли к точке, подходим к берегу, – сообщил с плашкоута Юра.
– Ну вот, началось, – я поднялся, перекинул из-за спины АКМС и сказал Иванычу: – Я на бак, а ты тут бди.
– Ага, – нервно хохотнул Иваныч. – Ты хотел сказать, не бзди?
– И это тоже.
– Аппарель на берегу, швартуемся, – снова доложил Юра.
– Двадцать второй, встречающих не видно? – спросил я, спускаясь по трапу на палубу.
– Не видно…
– Это Потап, – вмешался командир группы прикрытия, – зато слышно.
Я подошел к троим бойцам и молча показал им рукой вдоль правого борта, где были выложены в три ряда мешки с песком, они заняли позиции, приготовившись прикрывать работу боцманской команды на швартовке, а я оглянулся и осмотрел «Кумач», также подойдя к правому борту и посмотрев назад… В огневой точке над рубкой сидит расчет «Корда», из открытой броняхи в середине надстройки торчит ствол ПКМ, а на баке еще трое пристроились у безокатки СПГ-9 в импровизированном капонире из оружейных ящиков, также заполненных песком.
– Высадились, на позиции, наблюдаем, – снова доложил Юра.
– Внимание, – это Иваныч по громкой, – швартовочной команде готовиться!
Иваныч на самом малом подвел «Кумача» носом в правый борт к плашкоуту, спрятавшись от течения и рискуя сесть на мель. Скрипнули кранцы, с бака на плашкоут, а с юта на берег полетели швартовочные концы, а затем потянулись канаты, корма плавно, еще немного, усилиями троих бойцов на берегу, чуть пододвинулась к берегу, «Кумач» замер, и стало тихо, только Иваныч добавил по громкой:
– Боцман, молодец, возьмешь с полки пирожок… потом!
Вот как они это делают? Для меня, сколько вижу, какой-то балет вперемешку с колдовством…
– Сенин, внимательно тут, – обратился я к сержанту, что был замом у Юры, протиснулся мимо якорной лебедки и перебрался на борт плашкоута, после чего сбежал на каменистый пологий берег по аппарели и, быстро осмотревшись, перебежал дальше, к Юре за помятый леер и упавшее рядом сухое дерево.
Это место было когда-то, до Волны, грунтовой дорогой местного назначения, вот и леера видно, разве что теперь трава и кустарник стирают следы цивилизации, наступая из леса. Деревья по обе стороны почти укрыли грунтовку своими кронами с сочными листьями и ветками, завитыми лианами. Дорожное полотно образовало своего рода природный тоннель в таежную глушь, а еще десяток лет и станет это все самыми настоящими непролазными джунглями.
– Ети вашу мать! Вот оно мне надо на старости лет! – донеслось со стороны ходовой рубки, но сначала там что-то неслабо громыхнуло.
Юра улыбался, я повернулся посмотреть и увидел, как Иваныч трясет пулеметом в одной руке, а вторую руку с кулаком высунул в иллюминатор, естественно, в мою сторону.
Из лесного тоннеля стал нарастать шум моторов, сначала показался тот самый курьер, который почему-то обзывал наш «Мандарин» «Бедой», в привычном виде, то есть упакованный в тактическом плане по самое не могу. Этот Рэмбо шел медленно спиной к нам и, сгибая в локтях руки, делал жесты, помогая водителю топливозаправщика сдавать задним ходом. КамАЗ подъехал почти к аппарели, остановился, и его водитель заглушил мотор.
– А вы чего такие все страшные… и нервные? – Рэмбо наконец обратил на меня и Юру внимание.
– Места дикие, люди кругом тоже, – ответил я, поднимаясь с колена.
– Ну здорова, – Рэмбо протянул мне широкую, как лопата, ладонь в беспалой кожаной перчатке.
– А где Артур Андреевич?
– Я за него, или что-то не устраивает?
– Да в принципе без разницы.
– Ну что… – Рэмбо достал из одного из подсумков замызганный и измятый листок и прочитал: – Значит, с вас… соляра, ага, вижу, масло…
– Вон, в ящиках, – показал я на наспех сколоченные ящики, в которых лежали колхозные бурдюки.
– Угу… вижу, ну и того, презренный металл еще…
– Презренный металл тоже есть, получите после полной загрузки.
– Хорошо, – пожал плечами Рэмбо, – тут метрах в пятистах
