– Скажу вам предельно откровенно. Мы удержим позиции, пусть ценой большой крови, но удержим. Отобьем любой штурм, сколько бы там немцы ни двинули на укрепрайон дивизий. Если такие бомбежки будут продолжены врагом, то сомнительно, что удержим позиции хотя бы неделю. Посмотрите, в чем дело – любое наступление мы отразим огнем четырех гаубичных полков и контратакой танков из глубины УРа. Даже если немцы стянут сюда все три танковые дивизии и мотопехоту, мы сможем отбиться. Почему, вы спросите? Вот здесь на ней ответ, и в поле тоже – там можно убедиться собственными глазами, посмотреть то, что указано на бумаге. И я вас настоятельно прошу проехать по всему укрепрайону ночью, чтобы убедиться в этом.
Гловацкий ткнул карандашом в развернутую на столе карту, буквально испещренную множеством условных значков и линий.
– Глубина УРа по левому берегу реки от 6 до 15 километров. Но тут до трех линий обороны со множеством отдельных узлов, противотанковых заграждений и отсечных позиций. И мы продолжаем закапываться в землю, используя каждый час. У меня лежат графики работ, хотя честно скажу, я не люблю писанину. Но зато по сводкам вижу, что, где и как сделано, и сразу отправляю проверяющих – филькиной грамотой со мною не обойдешься! Под трибунал отправлю, а в бою сам расстреляю без промедления! Тут уже убедились, что не шучу. Зато позиции до берега идут, все в траншеях, как в паутине. Немцы попробовали разок прорваться, да потеряли на этом почти сотню танков и бронемашин. Но постоянно прощупывают нас, ищут слабое место в позиции, чтоб ударить артиллерией, а потом всеми танками. Вот только сам УР уже отнюдь не главный в обороне. На правом берегу Великой вторая линия обороны спешно строится, и глубиной она потолще, и ДОТов столько же – мы там танки вкапываем по башни, те, что ход потеряли, ремонту не подлежат, но стрелять могут. Думаю, еще дней семь нужно, чтоб полностью укрепиться.
Гловацкий замолчал, потянулся к «Норду», вытряхнул из пачки одну папиросу. Закурил, разглядывая карту. Кузнецов на нее смотрел внимательно и не отводил взгляда – можно было не сомневаться, что две красные полосы произвели на него впечатление.
– Слабые места есть, Александр Александрович, но если ленинградцы отправят сюда достаточное количество мин, колючей проволоки и «ежей», то немецкие танки уже не прорвут укрепрайон на всю глубину – все же 30–40 верст получается. Они прогрызать позиции будут, и долго, очень долго, если нам удастся защитить одно слабое место. Знаете, где оно?
– И где?
Кузнецов не удержался от вопроса, на который рассчитывал Гловацкий, и потому генерал тут же указал пальцем в потолок.
– Там! Они просто разбомбят, пусть не сразу, за несколько налетов, но уничтожат наши гаубицы и танки, не дадут нам стрелять и контратаковать. Вот и весь ответ. Истребительного прикрытия нет и уже не будет. Зенитной артиллерии мало, я не смогу ей прикрыть четыре гаубичных полка. В Пскове всего два дивизиона среднекалиберных зениток, едва хватает на городскую ПВО. Если не усилить зенитными орудиями, причем теми, без которых сам Ленинград может спокойно обойтись, мы укрепрайон не удержим на какое-то продолжительное время. Но если прикрытие будет, доставлены сюда еще инженерные средства для заграждений и пополнение – ворота на Ленинград будут закрыты. Укрепрайон тогда можно только обойти, но и в окружении мы будем драться. Два месяца, в худшем случае один, но этого хватит для завершения строительства Лужского рубежа.
– Я понимаю вашу озабоченность сложившейся ситуации в воздухе, – глухо отозвался Кузнецов, – но только мне не ясно одно: какие ненужные нам зенитные пушки есть в противовоздушной обороне Ленинграда?
– Скажите, город еще бомбили, причем так, как немцы делают здесь? И еще одно – выставлены над ним аэростаты заграждения?
– Нет, не бомбили, но аэростаты уже висят над городом.
– Вот и хорошо, что висят, а если их будет больше, то лучше. И тогда бомбежки с низких высот станут фактически невозможны. Немцы просто не захотят губить свои самолеты на тросах и постараются подняться повыше. То есть бомбить станут со средних высот. Ведь так?
– Да, вы правы. – Кузнецов с интересом посмотрел на Гловацкого.
– Скажите, Александр Александрович, если немцы будут летать выше нашего воздушного заграждения, то их можно будет достать там из ДШК или другого зенитного пулемета? Выстрелы из мелкокалиберной автоматической пушки в 37 мм станут опасными лишь для немецких бомбардировщиков или больше для наших аэростатов?
– Я не задумывался над этим, – хмыкнул Кузнецов и с нескрываемым интересом посмотрел на Гловацкого, – но теперь понимаю, что есть средства ПВО, которые не смогут дать ощутимой пользы защите города с воздуха.
– Зато принесут у нас, где их самолеты чуть ли не по головам ходят. И прошу крупнокалиберные пулеметы и орудия МЗА передать лишь на время. Если наша задумка сработает, то немцы уже через несколько дней сами не захотят для штурмовки снижаться, мы им всю охоту отобьем. По миновании надобности все вернем, если будет нужно. Или обменяем на наши 76-мм зенитки – их эффективность гораздо меньше для войсковой ПВО, но зато как дополнительные средства ПТО они хороши. Спокойно можно эти дивизионы в двойном назначении использовать.
– Указание Генштаба, как мне известно, есть, часть таких орудий будет использована против вражеских танков…
– А если немецкие танки застрянут здесь? И никогда не смогут подойти к городу Ленина? Никогда! Не мы, так на Луге их остановим – просто нужно выиграть время! И одно еще есть обстоятельство – у меня третья полоса готовится, на случай обхода с юга – по реке Черехе до Порхова, а там и по Шелони. Лучше здесь немцев остановить, чем на Луге, этот вариант мне больше нравится.
– Мне тоже! Видите ли, но товарищ Жданов, когда осмотрел немецкие танки, трофеи из-под Острова, немедленно отдал распоряжение директорам двух судостроительных заводов о срочном выпуске ваших «ежей». Хватит, чтобы и ПсУР, и Лужский рубеж перегородить. Еще вам будут доставлены инженерные средства – колючая проволока, мины, производство которых уже налаживают, бетонные надолбы, сборные ДОТы из броневой стали. Уже сегодня ночью сюда придут первые эшелоны, в них три тысячи отобранных ополченцев. А также полковые пушки и минометы с боеприпасами – то, что у нас давно делают. Это только начало, Андрей Андреевич дал определенные указания, к которым, я уверен, прислушаются многие. Да, кстати, для вас есть подарок. – Кузнецов достал маленькую коробочку из красного бархата, раскрыл – на подушечке внутри пламенела эмалью Красная Звезда.
– Ваш разрубленный орден и окровавленный китель произвели сильное впечатление на горожан. Пионеры одной школы попросили назвать ее
