— Что-то вы исхудали. — Она задержала на нем взгляд, осмотрела с ног до головы, лукаво, капризно улыбаясь. — Уж не страдаете ли вы каким-то недугом?
— Страдал, мечтая увидеть вас снова.
Констанция хихикнула. Она часто так делала. Это была одна из самых неприятных ее черт, особенно в постели. Мало что так эффективно убивает романтический настрой, как женское хихиканье. Может, только заверения, что ты ни в чем не виноват.
— Как у вас дела? — умело сменил тему Альберт. Он не хотел провести всю ночь, уклоняясь от расспросов, чем он занимался в последние два года, и давно усвоил, что женщины предпочитают говорить о себе, а еще лучше — о других женщинах. — Какую еще шалость вы затеяли с нашей последней встречи?
Снова смешок, на этот раз сопровождаемый полуоборотом и страстным взглядом через обнаженное плечо.
— Вы прекрасно знаете, что я никогда не сделаю ничего непристойного. — Констанция захлопала ресницами.
— Разумеется, нет. Вы образец добродетели.
— Вы шутите, но в последнее время это, увы, соответствует действительности. Унылое окружение загнало меня в скучный угол.
— Итак, сами вы ничего не натворили, но вам, конечно же, известны сплетни о чужих пороках.
— Давайте посмотрим… Говорят, баронесса Куиппл убила пуделя леди Брендон за то, что тот выкопал ее розы. По слухам, она утопила бедняжку в хрустальной чаше для пунша, которую баронесса подарила ей на прошлый Зимний праздник.
— Это правда?
— Не знаю, но собаку я больше не видела. — Она лукаво улыбнулась.
Альберт не мог разделить ее веселья. Мертвая собака едва ли помогла бы ему трудоустроиться. Он провел в замке уже несколько часов, но так и не нашел подходящего работодателя.
— Конечно, это дивная история…
— Но не очень-то интересная! — воскликнула Констанция и захихикала, прикрыв рот свободной рукой. — Я ужасна, правда? — Она поймала его взгляд и нахмурилась. — Что такое?
— Я надеялся, что вы шутили, когда говорили об усталом окружении.
— Думаю, я назвала его унылым.
Всегда эта ужасная точность. Интересно, считает ли она, сколько раз хихикнуть? Возможно, именно поэтому он находил ее привычку столь неприятной. Смех Констанции был не только неуместным, но и наигранным.
— Я разочарован.
— Во мне?
— Что ж… прежде вы прикладывали ухо к двери каждого аристократа, и я всегда мог рассчитывать на вас по части чего-нибудь… м-м… интересного.
— Во-первых, я не прикладываю ухо к дверям — для этого у меня есть слуги. — Очередное хихиканье. — Во-вторых… — Она замялась.
— Прошу, уважьте меня! Я отчаянно нуждаюсь в хорошей истории.
— Вообще-то… — начала она и смолкла. Ее взгляд остановился на его руках. — Помилуйте, где ваш стакан?
— Ну, э-э, я, так сказать, вчера загулялся допоздна, если вы меня понимаете. И у меня все еще немного болит голова.
— Тем более!
Она стояла, сложив перед собой руки, и выжидательно улыбалась.
— О! Ну конечно, простите меня. Вам принести сидра?
— Это было бы очень мило с вашей стороны.
Пробираясь сквозь толпу к ближайшему бочонку сидра, Альберт думал, что лишился формы. Раньше ему это лучше удавалось. Он сам должен был предложить ей выпить. В прошлом он держал при себе несколько кружек, чтобы сразу угостить собеседника.
— Потому что это смешно! — крикнул граф Лонгбоу. — Он уже пять сотен лет как мертв!
— Ты трус! — рявкнул в ответ граф Западной марки.
— А ты дурак!
Они ругались возле большого дубового стола, брызгали сидром друг на друга и на графа Пикеринга, который стоял между ними, словно изгородь между двумя быками. Альберт быстро налил кружку сидра, не забыв поймать кусочек яблока, и вернулся к леди Констанции.
— Спор о щите? — спросила она, не заметив или проигнорировав отсутствие у него второй кружки.
— Приятно, что все осталось по-прежнему.
— На этот раз они кажутся более непреклонными.
— Больше сидра, я полагаю. Итак, о чем вы говорили?
— Ах да. — Леди Констанция показала на другую сторону комнаты. — Вы помните леди Лилиан?
В дальнем конце зала Альберт увидел красивую женщину в бледно-голубом бальном платье, которая определенно выглядела неважно. Она смотрела прямо перед собой, словно пребывала в ином мире. Альберт кивнул в ее сторону.
— Лилиан Травал из Оуктоншира?
— Да, а рядом с ней ее муж, Харберт, ему принадлежит доходный торговый флот, который стоит в Роу. Похоже, у нее крупные неприятности.
— Она не…
— Ах нет, думаю, хуже. Мне действительно не следует вам это рассказывать.
— А сколько выпили вы?
Констанция помедлила, ее взгляд блуждал по залу.
— С тех пор как пришла сюда?
— Не имеет значения, сделайте еще маленький глоток и продолжайте.
Она подчинилась, только это был не маленький глоток, а большой.
— В общем, как вам наверняка известно, ее подозревали в связи с лордом Эдмундом из Сэнсбери. Что, разумеется, соответствует действительности, но она прекратила встречаться с ним больше года назад. А поскольку никаких доказательств не было, ее муж согласился, что это лживые слухи. Но… недавно Харберт спросил про серьги, те, что подарил ей на годовщину. Он хотел видеть их и проявил странную настойчивость. Она сказала, что их, должно быть, украли, но супруг обвинил ее в том, что она забыла их в спальне Эдмунда.
— Совпадение?
— Вряд ли. И тут ей на помощь пришла горничная и заявила, что госпожа совсем недавно одолжила серьги леди Гертруде.
— А она одолжила?
— Конечно, нет.
— Но зачем горничной лгать?
— Затем, что она знала, где на самом деле находятся серьги. А знала она потому, что сама их украла. Девчонка стащила серьги со стола и передала барону Макмэннису, который как раз вел жаркие переговоры касательно флота лорда Харберта. Макмэннису страсть как хотелось взглянуть на торговые декларации Харберта.
— И он подговорил горничную?
— Именно. Спланировал все заранее. Горничную должны были принять на работу в поместье Макмэнниса, где она, без сомнения, получила бы обещанные привилегии. И теперь, чтобы сделать вид, будто она не изменяла мужу, несчастная Лилиан должна действительно обмануть его и отдать декларации в обмен на серьги. Проблема в том, что она искренне любит старика Харберта, и этот поступок разобьет ей сердце. Так что, как видите, сегодня бедняжка Лилиан не в себе и, к сожалению, не получает никакого удовольствия от чудесного праздника. Разумеется, это не моя шалость, но мне так нравится рассказывать эту историю.
— Сплетни вам к лицу, миледи.
— Я знаю. — Веер кокетливо затрепетал.
— Леди Констанция, — сказал Альберт. — Интересно, не предпочтет ли леди Лилиан расстаться с деньгами, а не с декларациями, чтобы получить назад серьги?
— Конечно, предпочтет, но Макмэннис заработает на декларациях намного больше, чем сможет предложить ему Лилиан. Кроме того, есть еще одно препятствие… Макмэннис поступает так не только ради выгоды.
— Я не собирался платить Макмэннису. Дело в том, что я знаю неких особ, которые с радостью согласятся вернуть даме похищенную собственность — за разумные деньги. Что вы на это скажете?
— Скажу, что это невыполнимо. Макмэннис тщательно охраняет эти серьги. Не удивлюсь, если он надевает их на себя, когда ложится спать. Забрать их
