Она скрылась за кирпичной трубой, проходившей сквозь середину крыши. Грубая кирпичная колонна выводила дым открытого с двух сторон очага, заставленного горшками и закопченной утварью. Кастрюли, ведра, кружки и миски свисали с низких опорных балок, а над разделявшей комнаты аркой — где другой человек мог бы поместить герб или меч — Дороти держала потрепанную метлу. Жилище состояло из трех помещений: кухни, небольшого закутка за деревянной дверью, где, как предположил Рубен, спала повитуха, и комнатки, в которой лежал он сам. Он заметил на полках глиняные горшки с названиями цветов и более подозрительными надписями, вроде «крысиных лапок» и «кроличьих ушей».
Рубен услышал, как открылась дверь.
— Ваша милость? — В голосе Дороти звучало изумление.
— Он очнулся?
— Он спал. Мальчику сильно досталось. Ему нужно…
— Но он приходил в сознание с тех пор, как его сюда принесли?
— Да, ваша милость.
Сапоги зашаркали по деревянному полу, дверь закрылась. Старик, епископ, присутствовавший на пожаре, вошел в комнату через арку. Его бордовое с черным одеяние выделялось на фоне тусклых стен, словно селезень на сером пруду.
«Почему епископ пришел ко мне? Решил, что меня нужно соборовать? Нет, это сделал бы священник, а не епископ».
— Как ты себя чувствуешь, сынок?
— Нормально, — с опаской ответил Рубен. Боль отвлекала его, мешала думать. Чем меньше он скажет, тем лучше.
Епископ выглядел озадаченным.
— Нормально? Ты едва не сгорел заживо, мой мальчик. Тебе больно?
— Да.
Епископ подождал продолжения, затем нахмурился.
— Нам нужно поговорить… Рубен, верно?
— Да.
— Что ты запомнил с той ночи, когда произошел пожар?
— Я спас принцессу.
— Да? А перед этим? Брага сказал, что обнаружил вас вместе с отцом. Это правда?
— Да. Я пытался его остановить.
Епископ поджал губы, откинул голову назад и пристально посмотрел на Рубена.
— По твоим словам. Но ты мог и помогать своему отцу.
— Нет, я с ним сражался.
— И снова по твоим словам.
Теперь старик уставился в потолок. Рубен проследил за его взглядом. Епископ оказывал на него такое действие: если церковник на что-то смотрел, Рубену казалось, что он тоже должен туда смотреть. Возможно, следующий его вопрос будет о высушенных растениях.
Епископ подтащил к постели скамеечку от прялки и уселся.
— Что-то не так? — спросила Дороти, выглядывая из-за трубы. Рубен решил, что либо они слишком тихо говорили и она ничего не слышала из кухни, либо слышала и услышанное ее не обрадовало. Судя по тону повитухи, второе было ближе к истине. Он понял, что ему нравится Дороти.
— Пожалуйста, оставь нас! — рявкнул епископ.
А вот епископ Рубену совсем не нравился. Ему не нравилось, что старик пытался помешать спасти принцессу, и уж точно не понравилась его грубость с Дороти. Однако Рубен слишком страдал, чтобы наскрести достаточно сил на ненависть или гнев, да и старый епископ выглядел неважно. Под его глазами набрякли мешки, лицо осунулось и побледнело, словно он не спал целую неделю.
Епископ положил руки на колени и наклонился вперед.
— Рубен, я не смогу тебе помочь, если ты не расскажешь мне всю правду. Что именно говорил тебе твой отец? — Он наклонился еще ближе. Его взгляд был пристальным, лицо напряженным. — Он упоминал своих сообщников?
Рубен закрыл глаза и задумался. То, как епископ таращился на него, заставляло мысли путаться. Рубен испытывал легкую тошноту, кожа горела, и одновременно его бил озноб. Физические страдания мешали ему сосредоточиться даже на событиях прошлой ночи.
В конце концов он покачал головой.
— Но я думаю, ему что-то пообещали за этот пожар. У меня сложилось впечатление, что он злился на короля. Из-за смерти моей матери. Он упоминал кого-то, кто убедил его, что он сможет все исправить.
— И как он собирался это сделать?
— Я не знаю.
— Ты уверен? Это очень важно, Рубен. Ты должен быть абсолютно уверен.
— Больше он ничего не сказал.
Епископ с глубоким вздохом откинулся назад.
— Значит, ты вступил в схватку с собственным отцом, чтобы спасти королевскую семью?
— Да.
— Многие этому не поверят. В пожаре погибла королева, и король обезумел от скорби. Он хочет кого-то наказать. Он чуть не убил меня на совете, когда я за тебя заступился.
— Заступились за меня?
— Да. Я сказал ему, что ты герой, спасший его дочь. Сказал, что ты побежал внутрь, когда все остальные отказались.
— И?
— Он напал на меня с мечом. Если бы не вмешательство графа Пикеринга, я бы погиб. При звуках имени «Хилфред» король теряет рассудок. Твой отец убил его жену, и кровные узы делают тебя виновным. Это древний закон. За такие серьезные преступления, как измена, близких родственников преступника казнят.
— Почему?
— Потому что считается: если человек так поступил, значит, его сын или брат тоже так поступят.
— Но в этом нет никакого смысла. Я спас ее. Я вернулся за королевой. Я чуть не умер.
— Я знаю. И верю тебе. Я был там, и теперь хочу тебе помочь. Но для этого мне нужна твоя помощь.
— Какая?
— Напряги память изо всех сил: ты абсолютно уверен, что твой отец не упоминал других заговорщиков, собиравшихся убить королевскую семью? Кто именно обещал помочь ему все исправить?
— Я действительно не знаю.
— Ты абсолютно уверен?
— Да.
— Очень хорошо.
— Ведь вы мне верите, правда?
— Да, но поверит ли король? Более того, захочет ли поверить?
— Что вы имеете в виду?
Старик положил ладонь Рубену на руку, заставив его поморщиться.
— Кто-то должен заплатить за убийство королевы, а ты носишь имя Хилфред.
* * *Рубена мучили кошмары, прерываемые краткими периодами ужасного бодрствования. Он то засыпал, то вновь пробуждался и под конец уже не мог отличить сны от яви. Постоянной была только боль. В своих снах он умирал, медленно сгорал заживо. В одном Эллисон и Три Бича привязали его, как свинью, к вертелу и поджаривали. Со смехом и ухмылками они смотрели, как трескается и трещит его кожа. В другом сне он оказался в ловушке в спальне Аристы, не смог добраться до принцессы, и они вместе сгорели — сначала она, потом он. Он хотел крикнуть принцессе, чтобы та проснулась и бежала прочь, но его голос из-за дыма был таким слабым и придушенным, что она его не слышала.
Когда он просыпался, Дороти непременно была рядом. В крошечном жилище она, скорее всего, слышала его мучения, но Рубен начал подозревать, что повитуха просто не отходила от его постели. Открыв глаза, он всякий раз видел ее лицо с доброй улыбкой.
Проснувшись утром третьего дня, он почувствовал себя лучше. По-прежнему плохо, но где-то между невыносимо и ужасно, что было большим шагом вперед. Он смог попить, и его не вырвало, а Дороти смогла смазать ему кожу заживляющим кремом, и ей не пришлось слушать его крики.
К полудню он ощутил запах супа или похлебки и понял, что голоден. Однако прежде чем ему удалось поесть, Рубен услышал грохот колес экипажа и
