Единственный огромный фасеточный глаз трупа, полуприкрытый роговым веком, тупо смотрел в потолок арены. В нем яркими точками отражались многочисленные прожектора. Под глазом имелся сфинктер, вероятно выполняющий функцию единственной ноздри. А ниже, на том месте, где положено быть рту, был просто безгубый провал, из которого вывалился обрывок толстого, мясистого языка, сочащийся зеленовато-желтым гноем. На плече трупа, в том месте, куда стекал гной, уже образовалась черная, дымящаяся по краям воронка, заполненная полупереваренной плотью хозяина языка.
– Вот мы и выяснили слабое место циклопа, – произнес еле слышный голос.
Голос ли?
Виктор удивился. Толстая стена прозрачной чаши вряд ли могла передавать звуковые волны.
– Это была ваша идея, обергруппенфюрер, – сухо отчеканил другой голос. Виктор мог бы поклясться, что этот голос принадлежал человеку в кителе без знаков различия. – Внешнее пищеварение подвело под монастырь биоробота, над которым ваше управление возилось больше года.
– Просто циклоп был голоден, мой фюрер… – попытался оправдаться собеседник. – Обычно он начинает кормиться уже после того, как прикончит жертву…
– Мне не нужны ваши оправдания, – отрезал тот, кого назвали фюрером. – Мне нужен результат. И пока что он неутешителен. Плоду вашего биоинженерного гения тупо оторвал язык обычный узник концлагеря. После чего циклоп просто сдох.
– Мы привьем другому опытному образцу новые навыки и способности…
Виктору не надо было оборачиваться для того, чтобы понять, что последние слова неизвестного группенфюрера разбились о спину поднявшегося со своего места его непосредственного начальника. Боковым зрением Виктор отметил – вслед за фюрером повскакала с мест и его свита.
– Если в течение месяца недочеты не будут устранены, вами займется гестапо, – бросил через плечо человек в шлеме.
– А что с гладиатором? – спросил кто-то. – Он очень опасен…
Ответа Виктор не расслышал. Возможно, тот, кого назвали фюрером, вышел из зоны доступа звуковых волн, непостижимым образом связанной с тем местом, где стоял Виктор. А может, человек в шлеме просто ничего не ответил.
«Фюрер, надо же! – подивился Виктор. – Реинкарнация нацистского вождя, что ли? Тогда неудивительно, что он показался мне знакомым. Не исключено, что отец сихана был близко знаком с Гитлером. Или это преемник?»
Его мысли были прерваны знакомым шорохом. Из трубы, примыкающей к прозрачному колпаку арены, выскользнул «автозак» и завис в трех метрах над головой.
«Интересно, что все-таки ответил фюрер? – пришла равнодушная мысль. – Сейчас молнией в башку долбанут? Или сэкономят на электроэнергии и кирпич на макушку скинут?»
Боковая панель «автозака» отъехала кверху. Из черного проема вылетела веревочная лестница с вплетенными в нее пластиковыми перекладинами. Нижняя перекладина долбанула по фасеточному глазу мертвого циклопа и, коснувшись все еще сочащегося содержимого обрывка языка, зашипела, мгновенно почернела и оплавилась.
«Типа приглашение, – отметил Виктор, направляясь к лестнице. – А садиться рядом с циклопом они все-таки опасаются, несмотря на то что он дохлый. Хммм… Недодумали фашисты. Тому циклопу с его слюнями не кидаться надо было грудью под танк, а просто пару раз метко харкануть в душу гладиатору Вите. И обедал бы сейчас себе тот циклоп без особых проблем. Вот что бывает, когда хочется всего много и сразу. Хотя насчет пообедать – это и я бы сейчас на быка кинулся, лишь бы кусочек говядинки отгрызть».
* * *– Вы видели запись, Ганс?
– Да, мой фюрер.
– И что вы можете сказать?
– Я могу сказать, что, хотя белых самураев не существует, этот узник очень подходит под имеющееся у нас описание. Он очень опасен.
– Мне сейчас неинтересны легенды, порожденные воспаленным воображением заключенных и агентами уничтоженной нами «Красной капеллы». А то, что он опасен, я знаю и без вас. Мне интересно, внимательно ли вы смотрели запись?
– Ну да… У него очень сильный удар… И он умеет работать вслепую, ведь во время боя у него были закрыты глаза…
– Удара не было.
– То есть как? Я не понимаю вас, мой фюрер. Я ясно видел, как тот парень ударил циклопа ногами.
– Ноги заключенного не коснулись циклопа. Между подошвами ботинок этого… как его?
– Его зовут Виктором.
– Между ботинками Виктора и грудью вашего монстра оставалось несколько сантиметров, когда того отбросило назад. И, честно говоря, далеко не каждый мастер единоборств способен отбросить назад падающую на него четверть центнера живого веса даже обычным ударом.
– Тогда я в замешательстве.
– А я нет. Хотя удивлен безмерно. За всю свою долгую жизнь я знал только одного человека, способного нанести подобный удар.
– Осмелюсь предположить – это вы?
Тот, кого называли фюрером, покачал головой, заключенной в глухой шлем с забралом из непрозрачного пуленепробиваемого стекла.
– Нет, Ганс, не я. Это был мой учитель.
* * *Казарма была вполне комфортной и вылизанной настолько, что напоминала палату очень дорогого хосписа. Вдоль стен стояли восемь кроватей, застеленных шерстяными одеялами с орнаментом из мелких свастик. Возле кроватей находились строгие шкафчики, похожие на недорогие гробы. В стене, свободной от кроватей, был вделан здоровенный плоский экран, по которому сейчас бодрым шагом шествовали черно-белые колонны нацистов в своем вечном походе на Восточный фронт, с которого большинству из них не суждено было возвратиться.
То, что это именно казарма, Виктор понял сразу. Ибо на кроватях возлежали не умирающие инвалиды, а крепкие парни, от веса которых прогибались пластиковые днища их лежбищ.
Парней было трое, все как на подбор блондины, слепленные из отменной мускулатуры, увенчанной относительно небольшими головами. На блондинах были надеты абсолютно одинаковые серые камуфлированные безрукавки, такой же расцветки серые штаны и черные шипованные ботинки, в которых хозяева оных преспокойно отдыхали поверх одеял, не удосужившись разуться.
Появление Виктора отвлекло блондинов от просмотра агитационного фильма. Две головы из трех повернулись на бычьих шеях, и четыре нереально голубых глаза уставились на Виктора.
«Гемоды, – с тоской подумал Виктор. – Не Антарктида, а инкубатор биороботов. Словом перемолвиться не с кем».
– Это он, – сказал блондин, отличающийся от собратьев обилием татуировок на руках.
– Точно он? – вопросил второй, лицо которого было изуродовано страшным шрамом от правого угла рта до уха. Издалека казалось, что блондин криво улыбается, открывая ряд снежно-белых зубов. Вблизи на такое украшение слабонервным смотреть не стоило.
– Если Генрих не наврал, то он самый и есть.
Татуированный легко отжался от кровати на одной руке и сел, свесив ноги на пол.
– Ну что скажешь?
– А что-то надо говорить? – спросил Виктор.
Татуированный немного выдвинул вперед нижнюю челюсть и натянул нижнюю губу на верхнюю. Исходя из чего Виктор рассудил, что его собеседник размышляет:
