– Мне сказали, что ты здесь… Знаешь, мне хотелось бы принести тебе гладиолусы или как их там… хризантемы какие-нибудь, вот только где их взять на фронте? – неуверенно подошел он к Марусе и протянул букет. – Вот вернемся с победой, тогда я каждый день тебе буду гладиолусы дарить.
Девушка взяла букет, вдохнула летний запах ромашек.
– Обещаешь? – посмотрела она на Богдана снизу вверх. Все-таки какой же он высокий!
– Что буду дарить цветы каждый день? Можешь не сомневаться, – убежденно заверил старшина. – Если я сказал, так оно и будет! Железно!
– Нет… Я не о том, – ответила Маруся и вдруг поняла, что не может оторвать взгляда от его ясных глаз. Что же это за наваждение на нее такое нашло. Вот тебе раз, неужели влюбилась?
– А о чем же? – недоуменно спросил Щербак.
Руки у него оставались пустыми, и казалось, что он просто не знал, что с ними делать: сжимал пальцы в кулаки, сцеплял замком. Такое впечатление, что им явно не хватало автомата.
– О том, что вернешься, – произнесла Маруся слегка дрогнувшим голосом. – Не нужно мне никаких цветов, главное, чтобы ты живой был!
Глаза Богдана неожиданно повлажнели. Его руки, большие и мускулистые, ухватили Марусю, и она буквально потерялась в его могучих объятиях.
– Обещаю!
– Больше мне ничего не нужно.
Дверь неожиданно распахнулась, и в проем заглянула сменщица.
– Ой! Извините, – произнесла девушка сконфуженно. – Я только хотела сказать, что Волга вышла на связь. – Дверь тотчас закрылась.
– Завтра мы с тобой распишемся, – твердо произнес старшина. – Нет, сегодня! Чего же тянуть? Знаешь, на войне все как-то быстро происходит… Командир полка здесь?
– Да, – растерянно произнесла Маруся.
– Вот пусть и засвидетельствует наш брак.
– Но у нас с тобой даже ничего еще не было.
– А что у нас еще должно быть, кроме любви, – искренне удивился Щербак. – Вот тебе раз, ты почему плачешь, Маруся? Ведь все же хорошо.
– От счастья, – произнесла девушка, вытирая кулаком слезы.
Уже подходя к кабинету Александрова, Романцев столкнулся с Кондратьевым.
– Послушай, капитан, что хочу тебе сказать…. Сработал хорошо. Хвалю! Про первую твою встречу с Роговым тоже знаю… Думаю, что тогда в твоем отряде он оказался не случайно, хотел завести в какое-нибудь село, оккупированное немцами, и сдать вас! Та еще сволочь! Хотя вопросов еще много осталось… Ему ведь удалось каким-то образом легализоваться в Красной армии, получать информацию. Сейчас об этом уже никого не спросишь…. В живых никого не осталось.
– Кто он такой?
– Служил в «Украинском Легионе Самообороны», позже этот легион получил наименование «31-й шуцманшафтбатальон СД». Каратель, одним словом!
– Теперь для меня многое прояснилось.
– Надеюсь, ты на меня не в обиде за прошлый наш разговор. Сам понимаешь, работа у нас такая. А тут у тебя такое дело… Выходил из окружения и ни одной царапинки не получил! Это ведь такая редкость. В Москву еще перевели… А сейчас вижу, все заслуженно, работать умеешь! Полковник Александров тобой очень доволен, а он зря не похвалит. Ты что дуешься-то? Может, нам еще вместе в одном отделе служить. Забудь! – протянул он руку. – И поздравляю!
Тимофей колебался мгновение, потом крепко стиснул протянутую ладонь:
– Спасибо, – и открыл дверь кабинета полковника.
– Докладывай, – коротко сказал начальник военной контрразведки армии.
Романцев, не пропуская подробностей, доложился. Полковник Александров внимательно слушал его. По его спокойному и невозмутимому лицу трудно было понять, что он думает о случившемся. Но исход был отрицательный, взять врага живым не удалось. Значит, чего-то не учли, что-то просмотрели. Можно было бы поступить как-то иначе. Пообстоятельнее, что ли… Но предвидеть всего невозможно. Закончив докладывать, Тимофей посмотрел прямо в глаза Александрову, ожидая приговора, но тот вдруг неожиданно улыбнулся и сказал:
– Такого волчару накрыли! Ты садись, чего напрягся-то? Получается, ты его знал?
– Да, – садясь на стул, ответил Тимофей. – Мы с ним встретились, когда я со своей группой выходил из окружения.
Полковник Александров едва заметно кивнул и тихо проговорил:
– А ведь он мог тебя убить.
– Я это знаю.
– Думаешь, не стал стрелять из благодарности, что ты тогда его отпустил?
– Я старался поступать по закону, у меня не было оснований, чтобы его расстрелять.
– Что ж, тебе виднее. В твоей шкуре оказаться непросто. Я тут навел о нем справки, открылось много интересного. Оказывается, он один из доверенных лиц самого Бандеры. Конечно, хотелось бы взять его живым… – Полковник развел руками и закончил мысль: – Но ничего не поделаешь. А потом, еще неизвестно, заговорил бы он или нет. Жалко мне с тобой расставаться, но, видно, ничего не поделаешь, все-таки придется. Третье управление запрашивает тебя обратно. Похоже, что будут готовить к какой-то серьезной работе. Чего ты так сияешь?
– Жену увижу, – признался Тимофей.
– Понимаю твою радость, – тоже широко заулыбался полковник. – А знаешь, я сегодня хорошую новость получил. Внук к нам должен в Москву приехать!
– Внук – это здорово… Поздравляю, товарищ полковник, – искренне обрадовался Романцев.
– Спасибо.
– Когда мне отбывать?
– Машина подойдет за тобой через час, – сказал Александров. – Возьмешь все самое необходимое и езжай! Тебя доставят до штаба фронта, а оттуда на самолете прямиком в Москву. А мы тоже здесь не засидимся, – посмотрев на часы, добавил он. – Идем в распоряжение Центрального фронта. Выступаем! А если вдруг тебя из Третьего управления погонят, так возвращайся к нам! Всегда будем рады принять. Желаю тебе дослужиться до больших звезд!
– Спасибо, товарищ полковник! Разрешите идти?
– Иди.
Романцев вышел из кабинета. Облечение не наступило. Напротив, ощущение было такое, как будто бы накрыло чем-то тяжелым, придавило к самой земле и не давало распрямиться. Потребовалось немало времени, чтобы освободиться от давящего груза.
Вернувшись к себе, Тимофей сложил нехитрую поклажу в коричневый затертый чемодан. Посидел перед дорогой, как того требовал старый русский обычай, и вышел за дверь.
По дороге грохотали тягачи… Началась перегруппировка. Уже к исходу следующего дня в расположение Тринадцатой армии должен был прибыть командующий фронтом генерал-полковник Ватутин.
Сноски
