На оперативном совещании присутствовали сотрудники контрразведки Смерш, капитаны Есаулов и Кисляр. В комнате царило деловое возбуждение. Люди склонились над картой, где, со слов Приходько, был помечен примерный район нахождения банды. Местность сложная, насыщенная скалами и пещерами. Можно подобраться незаметно. Но штурм втихомолку не проведешь. Придется окружать, брать в блокаду.
– Операция секретная, – предупредил Шелест. – Языком не болтать, все делать быстро!
– Секретно все равно не получится, товарищ майор, – заявил комендант Есаулов. – Пехота не иголка, шапку-невидимку на нее не наденешь.
– Но это не мешает работать быстро! – отрезал Шелест. – Перекрыть все выходы из города в южном направлении, никого не выпускать. Задержим связника, получим дополнительную фору. Выступаем перед рассветом, в четыре часа утра. Нужно несколько закрытых машин. Не пешком же топать. Место сбора вот здесь, на опушке. – Он ткнул пальцем в северо-западную оконечность Росомача. – Надеяться только на Приходько мы не будем. Федор Ильич, у вас есть два часа на то, чтобы найти лояльного человека, знакомого с местностью. Сегодня никому не спать. Завтра отдохнем. Итак, на что мы можем рассчитывать, товарищи офицеры?
Кисляр пообещал два десятка сотрудников, имеющих боевой опыт. Есаулов – взвод красноармейцев. У Губина ноль, все в карауле, оголять объекты нельзя. Катастрофически мало! Шелест связался с полковником Березиным, изложил ему ситуацию и получил уверения в том, что два взвода бойцов, имеющих опыт боев на пересеченной местности, прибудут через три часа. Действительно не иголка, в тайне не сохранить. Вся надежда на перекрытые дороги и глазастых дозорных. Всем работать, никому не спать!
Оставшись один, он пил маленькими глотками остывший чай и таращился на карту, для пущего удобства прибитую к стене. Что-то не сходилось, не давало майору покоя. Ему не нравилось все то, что сейчас происходило, хоть тресни. А почему – непонятно.
Он заново анализировал события последних суток, подбивал их под общий знаменатель. Станислав никак не мог объяснить самому себе один элементарный факт: почему Леся призналась? Шелест не ставил под сомнение ее вину. Да, признание – царица доказательств, основа работы оперативника и следователя.
Майор чисто по-человечески не мог понять, почему эта женщина так быстро и резко сломалась. До этого она категорически от всего открещивалась, с жаром доказывала свою невиновность, по минутам расписывала, где была и что делала. И вдруг призналась.
Олесю впечатлили воспоминания Левко Кирыка? Но это единственный человек, который указал на нее. Если вдуматься, не такая уж и трагедия. Кто такой Левко и кто она? Ее слово против его. Кому поверят, бывшему бандеровцу или героической партизанке?
Но признание есть признание, с этим не поспоришь.
В восемь вечера майор спустился в подвал, где находились камеры предварительного заключения. Часовой вытянулся по швам. Он забрал у парня связку ключей, отправился в дальний конец коридора, приоткрыл окошко.
Леся неподвижно сидела на нарах, смотрела в одну точку. Она вздрогнула, когда скрипнуло железо, втянула голову в плечи.
Дальше Шелест не пошел. Он с минуту угрюмо смотрел на нее, потом со злостью захлопнул оконце и двинулся обратно. Станислав вставил ключ в замочную скважину, заскрипела дверь.
Иван Романюк стоял под крохотным окном и смотрел наверх так, словно взглядом собирался выломать решетку. Он вздохнул, повернулся. В отекшем лице не осталось ничего жизнерадостного.
– Выходи, Иван, – проворчал Шелест. – Ты свободен. Из города не выезжай, посиди в общежитии, пока все не уляжется.
Романюк сглотнул.
– Ты что, не понял?
– Нет, гражданин… товарищ майор.
– Вали отсюда, пока я не передумал, – заявил Шелест. – Тебя уже ни в чем не подозревают. Извиняться не буду. Сам понимаешь, какое время.
– Вот черт!.. – Глаза Романюка заблестели.
Майор посторонился. Романюк неуверенно переступил порог, замялся в коридоре, недоверчиво разглядывая зевающего часового.
– Вы уверены, товарищ майор?
– А ты сам-то в себе уверен?
– Я-то никогда в себе не сомневался. Спасибо, товарищ майор! В это трудно поверить.
– Но ты уж постарайся.
Шелест шагнул по проходу, открыл вторую дверь.
Тарас Замула лежал на нарах, отвернувшись к стене. Он слышал шум, но вряд ли что-то понял. Арестант медленно повернулся, поднялся, почесал вихрастый затылок, в котором, похоже, расплодились вши.
Он вскинул глаза, с печальной усмешкой посмотрел на Станислава и спросил:
– Священник будет перед казнью, товарищ майор? Уже пора, да?
– Пора, – проворчал Шелест. – Во дворе эшафот достраивают. Героем возомнил себя, Тарас? Чеши отсюда, пока я не передумал. С тебя и Романюка снимаются все подозрения, вы чисты перед законом и Советской властью. Она нижайше извиняется и просит прощения. – Он не хотел язвить, само выходило.
– Вот это да! – восхищенно пробормотал Замула, вылетая в коридор. – Я знал, что разберутся, по-другому не могло быть! Иван, чтоб тебя! – Он на радостях хлопнул по плечу растерянного Романюка. – Ты тоже свободен. Я же говорил, что никто из нас не виноват.
До парней доходило медленно, первая радость прошла. Они переминались посреди коридора, смотрели по сторонам. В их компании кого-то явно не хватало.
Майора контрразведки Смерш снова охватывало странное чувство. Еще не сомнения, нет, но какое-то предвестие таковых, подспудное опасение, что он поступает неправильно.
– Минуточку, – проговорил Романюк и задумался.
Этот парень по жизни соображал не очень быстро. Особенно в тюремных условиях.
– А кто предатель-то, выяснили, товарищ майор? Где Леся? Ее тоже освободят?
– Много будешь знать – скоро состаришься, – заявил Шелест и поморщился. – Не ваше дело. Топайте отсюда. Из города не уезжать! Иван, сиди в общаге, Тарас, дуй домой и ни шагу оттуда.
– Хотите сказать, что Леся предала своих товарищей? – дошло до Замулы.
Опровержения не последовало.
Молодые люди опешили, недоуменно переглянулись. Потом заговорили одновременно. Мол, это ошибка. Не может такого быть! Леся ни в чем не виновата, ее оговорили. Органы не ошибаются, но сейчас их ввели в заблуждение.
Шелест снова боролся со своими демонами, не мог избавиться от мысли, что кто-то из присутствующих старается больше, чем того хочет. Неужели все в этом мире надо подвергать сомнению? Нет, это дьявольское искушение. Есть истина. Она установлена!
– А ну хватит! – рявкнул
