— Эй, кто там? Выходи, стрелять будем!
Парень пригнулся еще ниже. Стегнула очередь, и стена по левую руку потеряла несколько кирпичей. Пот струился по лицу Али. Он с трудом сдерживал дыхание.
— Нет там никого, — проворчал товарищ бдительного вояки, — кошка или собака…
— Вот сейчас и проверим, какая там кошка с собакой, — заявил второй и хохотнул.
Что-то щелкнуло. Али окончательно похолодел. Что за штуковину отцепил боевик от пояса? Гранату бросать собрался?
Тот так и сделал. Комочек металла вкатился в черноту, допрыгал до ног Али и замер.
Ни разу в жизни он еще так не бегал! Две секунды на все, пока не сработал этот клятый заряд! Парень издал душераздирающий вопль, сорвался с места и влетел в проем, который, слава Аллаху, заприметил заранее! Всевышний хранил его, он не споткнулся.
Граната рванула так, что рухнула половина здания. Этот кретин лимонку бросил, а у нее поражающая мощь — дай бог! Складывались стены, трещал и осыпался потолок, бушевало пламя, рвалось во все дыры, а молодой разведчик уносился прочь, подбрасывая ноги.
Он нырнул в дыру, влетел в соседнюю лавочку и со всего разгона, точно снаряд, врезался в глухую стену. Она не упала, когда в этом районе бушевали артобстрелы, устояла и сейчас. Слева тупик, справа все открыто, выходи, пожалуйста, на улицу Баджани. Там тебя с нетерпением ждут!
Туда он и помчался, проделал пару невероятных прыжков, вылетел на улицу четко перед боевиками, засевшими за баррикадой, резко затормозил и помчался прочь. Через несколько мгновений Али упал на землю и пополз, как червяк, за огрызок бордюра посреди дороги. В ту сторону фонари уже не добивали.
Боевики горланили, разошлись не на шутку, стреляли наугад. Пули рикошетили от кусков бетона, истошно выли.
Встревожились сирийские военные, занимавшие позиции на западной стороне улицы Баджани, тоже стали постреливать. Находиться под перекрестным огнем — чертовски занимательно!
Вскоре военные перестали стрелять, выжидали, что будет дальше. Али пополз, перекатился за кусок упавшей стены. Снова началась пальба. Пули не давали парню подняться.
Несколько боевиков припустили за ним. Двое сразу споткнулись в темноте, третий сам сел на корточки, всматривался во мрак.
Али сорвался с места, помчался зигзагами на другую сторону дороги. Вдоль нее тянулся относительно целый тротуар. Парень летел, почти не касаясь земли, задыхался. В спину ему стреляли боевики. Он закусил губы, ждал «своей» пули, повалился, раскинул руки и не шевелился. Номер удался. Духи посчитали его мертвым. Они жизнерадостно перекликались. Мол, не ушел, гаденыш!
Али набирался терпения, считал секунды. Спешка неуместна. Торопыги первыми попадают в рай или в ад, кому как написано. Ни один боевик не отправился проверять, жив он или мертв. Какая в том нужда? Трупом больше, трупом меньше. Раз убегал, значит, точно враг. За баррикадой все стихло. Солдаты сирийской армии тоже помалкивали.
Али сорвался с места минут через пять. Он летел прыжками, высматривая дорогу в лунном свете. Пока боевики опомнились, парень уже промчался метров пятьдесят и набрал скорость. За спиной захлопали выстрелы, он упал, откатился, снова побежал. Али вышел из зоны прицельного огня и сам не верил в то, что остался жив.
Сирийские солдаты тоже стреляли, но, кажется, не в него. Зачем палить по человеку, в которого целят враги?
Он бежал, махал руками и кричал:
— Не стреляйте, я свой, военная разведка!
Ноги парня переплелись в самый неподходящий момент, когда уже, казалось, все, добежал! Он извивался в воздухе и все же треснулся лбом обо что-то бетонное. Видимо, Аллах отвернулся от него, чтобы оказать услугу кому-то другому.
Али не был в обиде. Аллах один, а страждущих — миллиарды! Плита, о которую он треснулся, оказалась тупой и плоской. Этой ночью он явно переоценил свои возможности.
К нему ползли какие-то люди, из-за угла надрывался пулемет, прикрывая их. Его схватили за шиворот, поволокли, награждая не самыми лестными эпитетами. Дескать, шляются тут всякие по ночам, а нам приходится вытаскивать их из дерьма.
Глава пятая
Майор Рязанов ворочался на жесткой солдатской койке под сводом брезентовой палатки. Он тоже от кого-то отстреливался, полз, огребая порезы и гематомы, терял сознание, приходил в себя. Над ним склонялась женщина, такая же страшная, как авианосец «Адмирал Кузнецов». Она сжимала его горло слабыми руками, в которых таилась невероятная сила, вкрадчиво урчала.
Его бывшей жене Людмиле снова чего-то хотелось! Они разошлись два года назад, когда еще не было никакой Сирии, а террористов спецназовцы обезвреживали, не выбираясь за пределы ближнего зарубежья. Он отдал ей все, чтобы отстала — квартиру, машину, какие-то деньги на банковских картах.
Детей они не нажили, зато Максим угробил ее лучшие годы, которые никто не вернет. За это, по мнению Людмилы, ее отставной супруг должен был расплачиваться. Любил ведь он эту въедливую заразу! Оттого и отдал ей все, что у него было, а потом еще несколько месяцев перечислял половину зарплаты, которую ему все равно не на что было тратить.
У него имелась информация о том, что его бывшую подцепил ушлый чиновник из городской администрации — при машине, жрущей горючку, как танк «Армата», при нескольких квартирах. Этот фрукт даже проходил по делу о вымогательстве, к сожалению, в качестве свидетеля. Максиму уже было все равно, хотя в глубине души он жалел этого человека. Рязанов заранее знал, что такая дамочка высосет из него все, что он нажил непосильным трудом! Впоследствии так и оказалось. Свидетель плавно стал обвиняемым, а его имущество уже было переписано на бывшую супругу майора спецназа, тогда еще капитана. Ей оно и досталось после того, как ее возлюбленный загремел в кутузку.
Этой ночью она опять к нему явилась, поглаживала горло, щекотала кожу острыми коготками. «Я знаю, дорогой, сколько ты получаешь в Сирии. Мне рассказали. Согласись, это неприлично. В то время, когда твоя бывшая жена доедает последнюю корку хлеба, ей совершенно нечего надеть, приходится ютиться по разным углам!»
Он снова готов был отдать ей все, лишь бы отстала, только бы не слышать этот голос, ставший ненавистным! Он не выносил ее истерики про «бесцельно прожитые годы».
