Подбородок Брестиды задрожал. Амазонка побледнела, словно кровь в одночасье покинула ее тело. Она покачнулась. Успела шагнуть вперед и не упала.
– Не смей! – сказала ей Аэлло сквозь зубы. – Не смей, Брестида, слышишь?! Только не при этих животных. Только не при них! Я запрещаю тебе!
Брестида подняла на нее зеленые кошачьи глаза и сжала губы так, что из уголка потекла кровь.
– Почтенные старейшины! – раздался голос из толпы. – Атаман! Дозвольте сказать.
– Говори, – сказал атаман сагату.
Толпа сразу расступилась, чтобы все могли видеть говорившего.
– Вы хорошо придумали, старейшины… Не гневись, атаман. Но не лучше ли этих гадин магу отдать. Пускай пьет, старый черт! У нас все одно рабов на его поганую утробу не хватит…
Аэлло прижалась к Брестида и затряслась. Ей слышно было, как Брестида сглотнула. Аэлло закашлялась.
– Дело говоришь, – ответил Уль. – Да только что мучительного в том, что вмиг человек в куклу превращается? Нет, за смерть братьев они должны погибнуть мучительной смертью…
Аэлло закричала:
– Ваш маг врет вам!
– Аэлло, молчи! – воскликнула Брестида.
Ее взгляд говорил: «пусть мы умрем, но у них ничего не получится!»
«Во-первых, я не собираюсь умирать, – ответила ей взглядом гарпия, – а во-вторых, маг мне тоже несимпатичен».
– Но это правда, – не согласилась вслух гарпия. – Врет! Вы зря доверились ему. Он хитер, опасен! У него свои цели! Он хочет мирового господства через власть над водой. Он никогда не даст вам Талисман. Это просто невозможно!
– Разве вы не видите, что девчонка просто очень хочет выжить, – сказал тот старейшина, кто сообщил Брестиде про Миру.
– Ты врешь? – прямо спросил Уль у Аэлло, но без уверенности в голосе.
Аэлло не успела ответить, за нее выкрикнула Брестида.
– Иногда надо отвлечь врагов, если не хочешь, чтобы тебя повесили, а, скажем, застрелили из лука, – опередила амазонка гарпию.
Уль махнул на нее рукой.
– Помолчи, амазонка!
Но потерял интерес к гарпии.
– Что скажете? – обратился Уль к сагатам. Какой способ умертвить этих двоих вам по душе? Засолить их заживо? Обливать кипятком и ледяной водой, пока не слезет кожа? Отрезать понемногу? Скормить свиньям?
Толпа принялась бесноваться, гудеть, в гарпию и амазонку полетели какие-то тухлые овощи. Аэлло прижалась к Брестиде, уворачиваясь от ударов. Выходило плохо. Никогда Аэлло еще не чувствовала себя столь униженно.
– Ничего, ничего, – шептала Брестида. – Главное, что не камнями. Можно терпеть.
– Дозволь слово сказать, атаман, – сказал тот из старейшин, кто до этого молчал. Самый старый, самый древний. Что поражало – глаза старика. Тело древнее, а глаза черные и живые.
– Конечно, говори, – сказал Уль.
Тот с трудом поднялся, хрустнули кости. В толпе стих даже шепот. Все вытянули шеи в сторону старейшины, что собрался говорить. Собирался он медленно и степенно, обводя пристальным взглядом черных живых глаз площадь. Наконец, встретился взглядом с Улем, и, прочистив горло, заговорил.
Говорил он тихо, монотонно, со свойственными старикам паузами и рассудительностью.
– Если у меня есть нож и у тебя есть нож, атаман… то мы можем обменяться этими ножами, атаман. Допустим, у тебя он с изогнутой ручкой, украшенный сапфирами, а у меня с острым лезвием, которое перерубает волос налету. И нам полезно обменяться этими ножами, поскольку тебе, как человеку молодому и горячему более пристало острое лезвие, чем мне, старику. Я давно не охочусь, а плоды для меня чистят сали-рабы. Будет правильнее обменяться этими ножами, атаман… В этом случае мало что изменится – у каждого из нас будет по-прежнему по одному ножу. Допустим, что нож у одного из нас, конечно, у тебя, атаман. Тот самый, острый, что ты выменял у меня. Мне же сын, или внук, или заезжий лесной орс, поклонился отличной шашкой… Я с радостью обменяю ее на свой острый нож обратно, потому что шашку мне тяжело носить в руке. Это более выгодный обмен, чем обмен ножами, но и он спорный. По-прежнему у нас с тобой осталось всего по одному предмету.
Если же мы обменяемся шкурами соболей… А лучше, если я дам тебе нож, а ты мне шкуры, чтобы я мог утеплить свою одежду. С приходом старости я очень мерзну, атаман.
Старика скрутил приступ удушающего кашля. Все это время Уль смотрел на него, не отрываясь.
– Что ты хочешь этим сказать, почтенный? – спросил Уль.
– А то, – ответил старик, – а если бы обменивались не предметами, а удачными мыслями? Насколько богаче бы стали?
– Богаче? От мыслей?
Уль почесал макушку.
– Не скажи, – закряхтел дед. – У тебя сейчас четыре удачных мысли, как умертвить этих преступниц. Я тебе так скажу – ты можешь попробовать все их, и я подарю тебе еще одну мысль: ты можешь сделать это, достойно вознаградив своих людей.
Уль поскреб макушку.
– Вознаградив людей? Ты о чем?
Аэлло сжала пальцы, бросила взгляд на Брестиду. Та стоит, ни жива, ни мертва, бледная, как платиновый Идол.
Откашлявшись, сагат неспешно огладил белую бороду.
– Доверив казнь преступниц нескольким сагатам, ты вознаградишь лишь нескольких людей, атаман.
В толпе зашептались.
Уль начал злиться. Его люди смотрели на него смотрели с надеждой, ожидая мудрого, справедливого решения, а он не понимал природы этой надежды.
– Как ты хочешь, чтобы я всех сагатов допустил к казни?
Старик мелко затрясся, то ли кашляя, то ли давясь от смеха.
Уль еще больше нахмурился.
– У людей своих спроси, атаман, – сказал старик.
Уль злобно зыркнул глазами на толпу.
Сначала молчали, но после первого робкого возгласа начали кричать во все глотки.
– Поохотится бы нам… Соскучились!
– Охота!
– Охота!
– Охота!
Уль махнул рукой, взывая к тишине.
Окинул взглядом гарпию и амазонку.
– Поохотиться, говорите? – довольно проговорил он. – Затравить сапсанами и псами…
– Ничего у тебя не выйдет, сагат! – крикнула Брестида.
Аэлло ахнула, заморгала, попыталась дернуть амазонку за руку, но та отступила на шаг.
– Убить хотите, убивайте! – крикнула Брестида. – Но никогда амазонка не побежит от вас.
– Брестида, прекрати немедленно, – зашипела гарпия. – У нас будет шанс убежать.
Брестида словно не слышала ее.
– Нет! Никогда! – кричала Брестида, сверкая глазами. – Никогда амазонка не будет дичью на охоте ящероголовых!
Видя, как беснуется амазонка, Уль довольно усмехался. Весь суд простояла изваянием, только задирала его людей, а стоило услышать об охоте, задергалась.
Уль махнул рукой орсам на помосте, и Аэлло с Брестидой поволокли куда-то.
Брестида вырывалась, выкрикивала ругательства и проклятья. Орсы быстро заткнули ей рот пыльной тряпкой, и отвесив несколько звонких ударов спеленали ноги, понесли извивающееся тело на плечах. Аэлло шла сама, глядя на бешенство амазонки и недоуменно хмуря брови.
Глава 20
В подвале все так же сыро, душно и холодно. Удушающая ледяная сырость пробирает до костей. После дневного света Аэлло погрузилась в беспроглядную тьму.
Нащупала выступ на стене и принялась тереть о него веревки, освобождая руки. Попробовала крылом – маховые перья не отрасли, остальные податливо гнутся, не желая
