Однако по дороге она почувствовала какое-то смутное беспокойство.
Прислушавшись к своим ощущениям, бросила взгляд в зеркало заднего вида и тут поняла причину этого беспокойства.
За ее машиной уже довольно давно ехала черная «Тойота».
Конечно, это может быть случайностью, но у Эвы было такое чувство, что она уже видела эту машину. Она и вчера висела у нее на хвосте.
Чтобы проверить свои подозрения, Эва свернула в боковой переулок и остановилась.
И тут же черная машина выехала из-за угла и проехала мимо нее.
Эва подождала несколько минут, развернулась и выехала из переулка.
И почти сразу увидела позади ту же самую «Тойоту».
Сомнений не осталось: за ней следят, причем следят достаточно грубо, не особенно скрываясь. Если бы те люди старались скрыть слежку, они меняли бы машины, увеличили бы дистанцию…
Что ж, теперь она знает о слежке и постарается от нее избавиться.
Справа по курсу Эва увидела большой торговый центр. С трудом найдя свободное место на парковке, она вышла из машины и направилась к центру, но перед самым входом задержалась и взглянула в зеркальную витрину ювелирного магазина.
Черная «Тойота» припарковалась недалеко от ее машины.
Ну ладно, пускай стерегут ее… Эва и без машины доберется до места.
Тут из черной машины вышел рослый плечистый парень в черном костюме, огляделся и пошел следом за Эвой.
— Вот вы как!
Эва вошла в центр, поднялась на эскалаторе на второй этаж.
Сверху она увидела парня в черном. Он шел по ее следу, как гончая.
Эва усмехнулась и направилась в магазин женского белья.
Остановившись возле стойки с лифчиками, выглянула в коридор.
Вот появился парень в черном, покосился на дверь магазина, но прошел мимо. Эва огляделась и увидела второй выход. Воспользовавшись им, вышла в другую галерею, спустилась вниз на лифте и выскользнула на улицу.
Тут же перешла дорогу и села на первый попавшийся троллейбус. Проезжая мимо торгового центра, увидела, как оттуда выбежал парень в черном и растерянно завертел головой.
Проехав две остановки, сошла с троллейбуса и на этот раз остановила маршрутку, которая ехала на Васильевский остров.
Через четверть часа Эва подошла к офисному центру «Нюанс».
Когда на входе пожилой охранник спросил, куда она идет, Эва с важным видом сообщила, что направляется на съемки.
— А, кино из жизни бактерий! — продемонстрировал охранник осведомленность о текущих событиях. — Это на втором этаже, четвертая комната.
Эва поднялась на второй этаж и заглянула в комнату номер четыре.
Это оказалась не комната, а огромное помещение, в котором можно было бы разместить футбольное поле, и еще осталось бы место для фан-зоны.
Посреди этого помещения удивительно толстый человек в ярком клетчатом пиджаке поглощал один за другим посыпанные густым слоем сахара пончики. Вокруг этого обжоры разъезжала огромная камера, снимая его под разными углами и с разных расстояний, чуть в сторонке сидел в складном кресле бородатый мужчина в черных очках, вряд ли уместных в закрытой комнате.
Как раз в то время, когда Эва вошла в студию, бородач подскочил в своем кресле и закричал:
— Стоп! Стоп! Не верю! Разве это настоящее обжорство? Где голодный блеск в глазах? Где трясущиеся от жадности руки?
— Но Варфоломей Никодимович, — принялся оправдываться толстяк, — это уже седьмой дубль! Вы представляете, сколько я уже съел этих чертовых пончиков? Они у меня уже скоро из ушей полезут!
— Если ты актер — для тебя такие мелочи не должны играть роли! Ты должен преодолевать трудности! Только в преодолении трудностей может родиться подлинное искусство! Работать, работать и работать, пока мы не получим идеальный дубль!
— Но Варфоломей Никодимович, сил нет! — застонал толстяк. — Я сейчас лопну! Может быть, перенесем на завтра?
— Ты с ума сошел! Ты представляешь, во что нам обходится аренда студии?
— Тоже мне, Феллини нашелся! — раздался рядом с Эвой насмешливый голос. — Эйзенштейн доморощенный! Снимает халтуру про расстройство желудка, а шуму — как будто у него «Броненосец Потемкин» в работе или «Механический апельсин»!
Эва оглянулась. Рядом с ней стояла женщина лет сорока в кепке-бейсболке, надетой козырьком назад.
— А вы тоже из съемочной группы?
— Ну да, имею такое несчастье! — вздохнула женщина. — Главное, попала к Эйзенштейну, чтоб его черти побрали… чем с ним работать — лучше гребцом на галеры!
— Вы сказали — Эйзенштейн? — удивленно переспросила Эва. — Это что — настоящая его фамилия?
— Ну да, такая у него фамилия. Родители наградили. И он вообразил, что эта фамилия сделает его великим режиссером… а вы кто? Явно не из наших!
— Боже упаси! Но я ищу одного вашего коллегу — Евгения Чистякова. Он здесь?
— Нет, на площадке его нет, потому что до его сцены сегодня вряд ли дойдем. Так что он в гримерке, отдыхает.
— В гримерке? А это где?
— Как выйдешь в коридор — третья дверь направо.
В это время режиссер заметил Эву, побагровел, как перезрелый помидор, и заорал еще громче:
— Почему посторонние на площадке? Кто ее пустил? Я не могу полноценно работать в таких условиях! Я не могу сосредоточиться! Ко мне не приходит вдохновение! Я не могу творить, если мне мешают посторонние!
— Это — представитель арендодателя, — быстро нашлась Эвина собеседница, — приходила узнать, когда вы оплатите аренду студии. И она уже уходит.
— А… ну, тогда ладно! Если представитель, тогда пускай… Снимаем следующий дубль…
Эва вполголоса поблагодарила находчивую женщину и вышла в коридор. Отыскав третью дверь, она постучала.
Ей никто не ответил, однако, прислушавшись, Эва уловила доносящиеся из-за двери приглушенные голоса. Она тихонько толкнула дверь, проскользнула в помещение.
Эва оказалась в небольшой комнате вроде прихожей. Слева от нее была полуоткрытая дверца стенного шкафа, впереди — еще одна дверь, за которой, по-видимому, и располагалась сама гримерка, или гримуборная, как называют ее в театре.
Из этой-то гримерки доносились голоса, которые Эва услышала в коридоре.
