Эва тут же пожалела о вырвавшихся словах, но Семибояров заметно удивился:
— Какую слежку? Не знаю, о чем вы говорите. Никто за вами не следил!
— Да конечно! А то я не видела тех двоих! В костюмах, стрижки одинаковые, морды, как в кино, да их слепой и то заметит!
— Морды? — переспросил Семибояров. — В костюмах, говорите? Эва Эдуардовна, да вы за кого нас держите-то? Вы что же думаете, мы и слежку нормальную организовать не сумеем? Да у меня такие агенты есть, рядом будет сидеть — и то вы его не заметите! Каждый шаг фигуранта отследят, мысли прочитают!
Семибояров помолчал и добавил более спокойно:
— Конечно, только в том случае, если это будет необходимо. Что касается вас, Эва Эдуардовна, то никакой слежки не было. Это, знаете ли, удовольствие не из дешевых, так что зря государственные деньги мы тратить не намерены.
У Эвы в голове мелькнула какая-то мысль, но она решила, что разберется с ней потом, а пока нужно как-то выходить из создавшейся ситуации.
— Простите, наверно, мне показалось, — смущенно призналась она, — понимаете, нервничала я очень, боялась. Такой стресс, такая нервная нагрузка…
— Ладно, но впредь выбирайте выражения, Эва Эдуардовна! В любом случае мы теперь нашли настоящего преступника, он уже сознался и скоро понесет наказание.
— Сознался? — переспросила Эва, чувствуя, как огромный камень сваливается с ее души.
— Сознался, под грузом неопровержимых улик. Он пытался предъявить нам фальшивое алиби, но оно рассыпалось как карточный домик, а самое главное — его уверенно опознали уцелевшие пассажиры автобуса.
— Значит, я свободна от всяких обвинений?
— Свободны, свободны! Только одно… — на лице следователя снова появилась улыбка, но совсем другая — хитрая и заговорщицкая. — Только одно, Эва Эдуардовна. Признайтесь — у вас ведь был чемодан? Коричневый кожаный чемодан?
— Нет, — твердо отрезала Эва, — не было.
— Не было? Да признайтесь уж, это ведь теперь ничего не меняет, вы все равно вне подозрения. Мне просто этот клочок коричневой кожи не дает покоя.
— У меня не было чемодана, только сумка, которая лежала на багажной полке.
Эва решила, что не будет менять показаний. Кто их знает, какие у них тут порядки, еще привяжется этот Семибояров.
— Понимаете, он же не мог оставить свой чемодан, это вызвало бы подозрения. Поэтому он нарочно стал передвигать багаж, чтобы незаметно положить взрывчатку в чужой чемодан. И признался, что положил ее в коричневый кожаный дорогой чемодан. Чей это чемодан — он не знает. Так что все выяснилось, хозяйка чемодана не несет ответственности за взрыв. Так что — был у вас чемодан?
— Нет, — Эва вспомнила о своих эстонских корнях и сделала непроницаемое лицо, — у меня была только сумка.
— Только сумка? — улыбка следователя выцвела и сошла на нет. — Вот эта?
Он запустил руку под стол и жестом фокусника выудил оттуда синюю дорожную сумку. Сумка здорово обгорела, но ее еще вполне можно было узнать.
— Ваша?
— Моя, — так же лаконично ответила Эва.
— Хорошо, тогда распишитесь вот здесь — что вы получили свои вещи из хранилища вещественных доказательств.
Он положил на стол перед Эвой разграфленный бланк и показал строчку, в которой нужно расписаться. Эва прочитала — дорожная сумка синего цвета, обгорелая — и поставила свою подпись. Следователь убрал бланк в ящик стола и придвинул к ней сумку.
Только теперь Эва как следует разглядела ее.
Обгорелая, с глубокими, обугленными по краям разрезами, с оторванным углом…
При виде этой сумки Эва представила, какой ужасной участи она избежала — и на мгновение у нее перехватило дыхание.
— Что с вами, Эва Эдуардовна? — удивленно проговорил следователь. — Вы так побледнели… может быть, вам накапать валерьянки?
— Нет, спасибо, не нужно, здесь просто душно… я выйду на улицу, и все пройдет…
— Ну, смотрите! — Семибояров придвинул к себе повестку и хотел уже подписать ее, но в последний момент ручка повисла в воздухе. — Кстати, Эва Эдуардовна, вас интересует, кто же тот настоящий преступник? Тот, кто взорвал автобус?
Эва все это уже давно знала, но не хотела в этом признаваться. Кроме того, она чувствовала, что Семибоярову очень хочется показать ей свою информированность.
— Конечно, я хотела бы это узнать. Но это, наверное… как это называется? Тайна следствия?
— Да, конечно! — на лице Семибоярова проступило чувство собственной значимости. — Конечно, эта информация не для широкого пользования, но следствие фактически закончено, а вы были так глубоко затянуты в это дело, что имеете право знать его подоплеку…
Следователь набрал полную грудь воздуха и продолжил:
— Видите ли, в Эстонии действует закон, по которому все национализированные в свое время культурные ценности и вся недвижимость возвращается прежним владельцам — тем, кому она принадлежала до войны, точнее — до присоединения Эстонии к Советскому Союзу. Так вот, значительный участок земли на берегу моря и стоящий на нем старинный дом унаследовала старушка-библиотекарь, которая ехала в том злополучном автобусе. Она была ближайшей родственницей покойного владельца. А следующим по степени родства, то есть следующим по порядку наследования был некий господин Кучинский.
Следователь сделал паузу, чтобы подчеркнуть важность своих слов.
— Этот Кучинский — специалист по взрывчатым веществам, и он решил, как говорится, не ждать милости от природы и собственноручно подправить порядок наследования. По чужому паспорту он сел в автобус, заложил в багажное отделение бомбу с таким расчетом, чтобы погибла старушка-наследница, а сам вышел на остановке в Кингисеппе.
— Я помню мужчину, который там вышел… он еще поднял шум из-за багажа…
— Не только вы его запомнили. Несколько выживших пассажиров автобуса опознали Кучинского по фотографии. После этого опознания ему уже ничего не оставалось, как признаться в содеянном.
— Какой ужас! — вполне искренне воскликнула Эва. — Значит, он убил несколько человек, чтобы получить какой-то старый дом?
— Собственно говоря, дело не в старом доме, а в участке земли, на котором этот дом стоит. На этом месте крупная шведская компания собирается строить торговый центр, и владельцу участка выплатят
