Эва убрала телефон и отправилась в торговый центр, благо до него было совсем недалеко.
Уже подходя к нему, она на мгновение задержалась.
В руках у нее был тяжелый пакет с бабушкиным альбомом. Угол пакета прорвался, и наружу выглянул край обгорелой кожи, что выглядело не очень прилично, да и вообще, тяжелая ноша могла помешать ей во время встречи с Федором.
На первом этаже торгового центра был сетевой супермаркет. Перед входом в него имелась камера хранения, где покупатели могли оставить свои вещи. Эва свернула к этой камере и положила свой пакет в свободную ячейку. Чек от ячейки сунула в кошелек и налегке отправилась на место встречи.
На втором этаже центра стояло несколько обитых бежевой кожей диванчиков.
Эва села на один из них. Отсюда ей были хорошо видны ползущие вверх и вниз эскалаторы, снующие по магазинам оживленные и озабоченные люди. Ребенок лет пяти с громким ревом тянул упирающуюся мать к киоску с мороженым. Чуть в стороне закутанная до глаз в темный платок таджичка протирала пол. Рядом с ней стояла тележка с моющими средствами.
Эва скользнула по уборщице равнодушным взглядом и тут увидела Федора. Он быстро шел от эскалатора, разговаривая по мобильному телефону. Увидев Эву, помахал ей рукой, спрятал телефон в карман, подошел.
— Ну, привет! Ты сказала, что у тебя есть новости?
— Есть, — Эва улыбнулась настороженной, интригующей улыбкой. — Я теперь свободный человек. С меня сняли все обвинения.
— Да? — Федор тоже изобразил улыбку. Улыбка получилась не очень натуральной. Или теперь Эве все в нем кажется ненатуральным, потому что она знает, что он — не тот, за кого себя выдает?
— Поздравляю.
— Спасибо.
— И что же случилось?
— Случилось то, что нашли настоящего преступника. Он уже признался… как сказал следователь, под грузом улик.
— Здорово!
— Причем, знаешь, что интересно? Это вовсе не террорист, все дело было в большом наследстве.
— В наследстве? — Федор удивленно поднял брови. Кажется, он и правда удивлен, хотя, может быть, просто удачно играет свою роль. Да нет, такое удивление не сыграешь.
— Да, его настоящей целью была старушка, которая унаследовала дорогую недвижимость в Эстонии. После ее смерти он сам надеялся стать наследником. А все остальные пассажиры оказались не в то время и не в том месте. Как говорится, сопутствующий ущерб.
— Вот как… — Федор молчал, переваривая информацию, потом быстро взглянул на Эву и спросил:
— Стало быть, к тебе у следствия нет претензий?
— Никаких! — Эва широко улыбнулась. — Отпустили меня на все четыре стороны, этот Семибояров даже извинился, что меня подозревал.
Тут она немного приврала, Семибояров вовсе и не думал извиняться, но Федор поверил.
— Так тебе и вещи отдали? — чуть помедлив, спросил он.
— Вещи? — удивленно переспросила девушка. — Какие вещи?
— Ну, не знаю, были же у тебя какие-то вещи… ты же не на один день ездила.
«При чем тут мои вещи?» — по инерции подумала Эва и тут же обострившимся чутьем поняла, что ее вещи для Федора очень важны.
— Не все же сгорело? — теперь Эва хорошо расслышала в его голосе тревогу. — Впрочем, это не важно, — тут же поправился он, увидев, надо думать, удивление в ее глазах.
Федор снова замолчал, глядя прямо перед собой.
— Что же ты не бежишь? — спросила Эва насмешливо.
— Куда?
— Как куда? Писать статью! Ты ведь журналист, правда? И ты только что узнал сенсационную новость. То, что считалось терактом, оказалось на деле убийством, совершенным по самой вульгарной и распространенной причине — из-за денег! Любой журналист на твоем месте поспешил бы первым опубликовать такую сенсацию!
Федор молчал. Эва тут же пожалела о своих словах. Нужно было действовать осторожнее, а не вываливать все сразу. Но просто очень уж она разозлилась. Противно, когда из тебя дуру делают!
Таджичка-уборщица со своей тяжелой тележкой переместилась к их диванчику и возила шваброй прямо у ног Эвы, что-то неразборчиво бормоча себе под нос. Эва подозревала, что в переводе на русский ее слова значат бессмертное «Ходют и ходют, пачкают и пачкают… вас много, а я одна…»
Эва передвинулась, чтобы не мешать уборщице, и проговорила тихо и зло:
— Кто же ты такой на самом деле? И главное — почему ты не оставишь меня в покое? Что тебе нужно от меня?
— О чем это ты? — Федор отстранился и посмотрел на нее с удивлением. Теперь удивление в его взгляде было самое настоящее, неподдельное.
— О чем? О том, что ты — никакой не журналист! Я знаю про тебя и Василису. Знаю, чем вы с ней занимались. Знаю, что это вы наняли двух актеров-неудачников, чтобы задержать меня на той стоянке и чтобы Василиса заняла мое место в автобусе. Вот только вам очень не повезло, из-за того человека с бомбой вся ваша операция провалилась, а Василиса погибла…
— Зря ты так… — В глазах Федора мелькнула самая настоящая горечь. — Видит бог, я не хотел…
— Не хотел — что?
И тут события понеслись, как в ускоренной съемке.
Таджичка-уборщица, которая все еще вертелась поблизости, выпрямилась, держа в руке флакон с моющим средством, направила его на Эву и брызнула ей в лицо.
Эва хотела возмутиться, закричать — но не смогла. Ее внезапно охватило глубокое равнодушие. Ей ничего не хотелось, кроме одного — спать, спать, спать…
Глаза у нее слипались, но она еще видела, как таджичка склоняется над ней, с неожиданной силой поднимает с дивана и заталкивает в свою тележку. И на грани угасающего сознания она поняла, что все сегодня не то, чем кажется — Федор оказался вовсе не журналистом, моющее средство — чем-то вроде хлороформа, а таджичка…
Но додумать эту мысль Эва уже не успела, потому что потеряла сознание.
Таджичка-уборщица огляделась по сторонам, накрыла тележку простыней, поправила свой сбившийся платок и покатила тележку в сторону грузового лифта.
Следом за ней с рассеянным видом шагал Федор. С виду — очень просто и даже слегка неряшливо одетый мужчина лет
