– Спасибо, – она с трудом улыбнулась.
– Все для тебя, дорогая.
– Это так неожиданно. Но мы же будем приезжать сюда вдвоем, не так ли? – Голос Ларисы уже почти перестал дрожать.
– Конечно. Ты же не бросишь меня, старика? – Он спросил это так, что Лариса все сразу поняла. Да, она попала. Крестовский никогда на ней не женится. Он закидает ее подарками, будет исполнять все ее прихоти. И никогда не отпустит. До самой своей смерти.
* * *Когда же он вернется? Деньги закончились, но удалось продать крестик, совсем за копейки. Мамин нательный крестик. Единственное, что у него уцелело от прежней жизни. Он был на нем, когда его били. Когда он очнулся в общине, крестик опять был на нем, заботливо отмытый от крови. Его крови. Как они над ним издевались! Он почти не помнил лиц, только ботинки. Вернее, подошвы, мелькавшие перед его глазами. Качественные подошвы качественных башмаков «Made in…».
Он опять потянулся к тетрадкам. Единственное чтиво. Когда-то он любил читать детективы и приключения.
А старушка точно не была совсем уж чокнутой. Некоторые записи, которые сделала Галина, вполне грамотно надиктованы. Просто мемуары.
«…Мы жили на краю Рождественки. Прямо над обрывом. Новая власть не поскупилась – выделила избушку с дырявой крышей и прогнившим полом. Мама плакала, а отец ее даже не пытался успокоить. В десять лет я научилась варить еду. Иногда они о чем-то спорили, но отец всегда настаивал на своем, и мама опять плакала. Люди нас не любили, но и не трогали. И что с нас было взять – беднее нас были только мыши в церковном подвале. Родилась Анфиса. «Поскребыш», как ее назвала бабка-повитуха, принимавшая роды. Она была такой маленькой, но красивенькой, что даже соседка, помогавшая нам из жалости, звала ее ангелом. Такой Анфиса и росла – добрая, ласковая ко всем, необидчивая. Мне исполнилось шестнадцать, когда умерли родители. Мама перед смертью рассказала о тайнике. И объяснила, как он открывается…»
Он дочитал строчку до конца и в который раз попытался понять, что это за люди такие, которые смогли столько времени жить в нищете, отказывая себе в необходимом и зная, что владеют ценностями. Или что это за время такое было?
«… Она не учла одного: как мы можем жить на это? Как я, девочка, смогу продать украшения, спрятанные в тайнике? Фамильное богатство не вытащило нас из нужды. Оно спокойно лежало в нише креста.
Анфиса росла красавицей. А я старела. В двадцать пять лет я уже считалась старой девой, женихи перестали появляться на моем пороге, да и какие женихи: сплошь пьянь и рвань. Однажды к нам в Рождественку приехал парень. Мирон Челышев. Так получилось, что мы полюбили друг друга. Встречаться, как это сейчас принято говорить, нам было некогда. Работа, да еще и Анфиска присмотра требовала. Отказала я ему, когда он меня замуж позвал. Не знаю почему, из-за Анфисы ли, или из-за того, что уже привыкла одна обходиться, без мужчины. Обидела я его очень. Не ожидал он отказа. Уехал в свою Кротовку. Молча уехал, не простившись. А когда Анфисе исполнилось семнадцать лет, вернулся, женился на ней и остался у нас. Позже родился у них Сашенька. Как я любила этого малыша! Но я всегда боялась за его жизнь. Берегла его. Анфиса по молодости мать была неопытная, не успевала ничего. Так что я с Сашенькой больше времени проводила…»
Конечно, что ей еще оставалось делать! А Мирон-то каков! Отомстил так отомстил. Мало того что сестру бывшей любимой замуж взял, так еще и жить у них остался!
«…Пробовала я с Анфисой серьезно поговорить. О том, чтобы берегла сына. На роду у нас проклятие такое, по маминой линии. Я давно поняла. Мальчики все умирают. У бабушки двое, у мамы – близнецы, теперь Анфиса сына родила. Но Анфиска меня словно не слышала. Тогда я решила, что сама уберегу Сашеньку…»
Тайна номер два – тайник. Жаль, пустой. Было бы что-то ценное, так не понадобились бы тетрадочки. Только если под нос Крестовскому сунуть – читай, мол, кто ты есть! Теперь эта информация платная, Евгений Миронович! Хотите, чтобы никто про вас ничего не узнал, – платите.
Глава 30
«Вот и все. Дороги назад нет. Не сдержалась!» Лиза сидела на пуфе возле туалетного столика и водила щеткой по волосам. Отражение в зеркале словно насмехалось над ней, скривившись в ухмылке. Лицо ее будто сползло. От слез ли, от бессилия или злости, ей было не так уж важно. Раньше она «держала лицо» ради него, стараясь не показать ему наползающей обиды или злобы. Никто никогда не догадывался, какие страсти кипят в ее душе. Умением держать себя в руках она обязана бабушке Вере.
Лиза помнила тот момент, когда между нею и бабушкой возникла стена. Вот так взяла и выросла – прозрачная, но глухая. Они видели друг друга, однако почти не разговаривали. Впервые Лиза испытала раздражение, глядя на поджатые в брезгливой ухмылке губы бабушки, когда она, Лиза, захлебываясь в истерике, грозилась отравиться, повеситься или утопиться. Как получится. Тогда Борис вернулся из колхоза, чужой и растерянный. С глазами брошенного пса. Не глядя на Лизу, он велел ей готовиться к свадьбе. А она сразу все поняла. Нутром, испугавшись мгновенно, до одури. И отказала. Тоже со страху. А он ушел, вздохнув с облегчением и напоследок бросив на нее благодарный взгляд. Она тут же побежала к отцу. Он обедал у бабушки. Поднес очередную ложку супа ко рту, чуть не поперхнулся, увидев безумные глаза дочери. Вслушиваясь в отдельные слова, прорывавшиеся сквозь всхлипы, он понял одно: с ней беда. Успокаивать не стал, знал, что бесполезно. Только кинул ложку на стол и быстро вышел. Он сразу догадался о причине этой беды. Попадись в тот момент ему Борис под руку, его уже не было бы в живых. Лиза осталась у бабушки. Вера Александровна спокойно дала внучке прореветься. А потом так же спокойно сказала:
– Что ты воешь, как дворовая девка? Произошло неизбежное. Борис нашел себе ровню. Как там деревня называется?
– Кротовка, – промямлила Лиза.
– А девушка? Кто такая? – вдруг заинтересовалась она.
– Ее зовут Любава. Больше я ничего не знаю. – Лиза с удивлением посмотрела на бабушку. Та вдруг побледнела. И поспешно отвела взгляд.
– Господи, ты великий путаник! – прошептала она в сторону.
Но Лиза услышала. И ничего не поняла. С этого момента бабушка словно забыла о ней. Лиза, в которой вдруг проснулся голод, налила себе в тарелку супу и жадно проглотила его, не замечая вкуса. А Вера Александровна все сидела напротив Лизы и смотрела сквозь нее. Она даже не заметила, как Лиза ушла. А Лиза вдруг решила для себя,
