— Прекрати душить меня, — прошептала она во время танца.
Маркус немного наклонился и заговорил рядом с её ухом:
— Если ты хочешь, чтобы они всё проглотили, ты должна позволить мне прикасаться к тебе. Когда мне кто-то нравиться, я не читаю стихи. Я трогаю тело.
— Да, окей, но...
— Если тебя это раздражает, то я перестану.
«Меня не раздражает, проблема в том, что мне нравится».
— Я понимаю, но если ты так будешь продолжать, то через девять месяцев у нас будет четверо близнецов,— ответила сквозь стиснутые зубы.
Он усмехнулся как настоящий негодяй.
— Мне кажется, я должен напомнить тебе о том, как рождаются дети.
— Я не хочу от тебя напоминаний.
— Я предлагаю тебе притвориться, что ты этого хочешь, потому что приближается сучка.
В этот момент Пенелопа услышала вблизи голос Ребекки:
— Дорогие мои! — воскликнула она снисходительным тоном первой леди, которая приветствует на пресс-конференции работников сталелитейного завода. — Кто-то предложил поиграть в старую тупую бутылочку. Хотите принять участие?
Короче говоря, практически все, оказываются сидящими в круг на полу, подобно тринадцатилетним, с той лишь разницей, что среди них вращается бутылка не Кока-Колы, а Möet & Chandon. В этом хороводе, Маркус выделялся как баобаб среди маков.
Правила немного отличались от обычных. Тот, на кого указывало горлышко в первом круге бутылки, может задать вопрос или попросить что-то сделать того, на кого падал жребий в последующих раундах. Пенни и Маркус сидели рядом и некоторое время не принимали участия. Наблюдали за вихрем нескромных вопросов и желаний, типа поцелуев, пощупать сиськи, чтобы проверить, настоящие они или нет, расстегнуть брюки, чтобы показать какие трусы носили, боксеры или плавки, и другие похотливые глупости. Затем, неожиданно, бутылка шампанского выбрала Ребекку, а за ней Маркуса. Сучка была слишком умна, чтобы не умолять его на глазах у всех засунуть язык ей в рот, хотя было очевидно, что она очень этого хотела. Мордехай не участвовал в игре, он ушёл в другую комнату, но Ребекка, в любом случае, была беспринципным человеком и слишком хитрой, чтобы рисковать обидеть своего жениха. Тогда, на первый взгляд, с улыбкой мягкой и романтичной спросила у Маркуса:
— Что ты испытываешь к Пенни?
Пенелопа содрогнулась подобно соломенному домику, на который дунул серый волк. Маркус даже не дрогнул. Уставился на Ребекку и, не отрывая взгляда, произнёс твёрдым голосом:
— Я без ума от неё и хочу трахать её двадцать четыре часа в сутки, тебе этого хватит?
Щёки Пенелопы покраснели, как и у Ребекки, хотя у каждой из них по разным причинам. Пенелопа чувствовала себя расстроенной и шокированной, а Ребекка скрывалась за своей неизменной улыбкой с красным от гнева лицом.
Игра продолжалась с другими вопросами и другими желаниями, до тех пор, пока жребий вновь не выпал на них. Бутылка выбрала Игоря, а затем Пенни.
Игорь, сидел напротив и весь вечер, не переставая пялился на неё, провозгласил с видом, словно бросал вызов:
— Хочу поцелуй.
Посмотрел также на Маркуса, который расположился рядом с Пенни, положив одну руку на своё колено и в свою очередь смотрел на Игоря глазами полными стали. Все вокруг зааплодировали, за исключением Ребекки, которая, казалась на грани нервного срыва. Игорь на четвереньках добрался до Пенелопы, пробираясь сквозь круг друзей, которые смеялись и толкали его с непристойными шутками.
— Но только если хочешь, — сказал он, когда приблизился достаточно близко.
Пенелопа вспомнила, что в шестнадцать лет, она дала бы бог знает что за поцелуй с Игорем или, просто за небольшой жест внимания с его стороны. Заметила, что Ребекка становилась всё более мрачной, словно этот вечер вообще не шёл, как она ожидала. Пенни почувствовала внутри себя дрожь возбуждения от мысли позлить её. Поэтому, даже если губы Игоря сейчас не были самыми приятными, как когда-то, ответила решительно:
— Согласна.
Взгляд Игоря мерцал, словно в глубине горела свеча.
Но никто из них двоих не посчитался с хозяином.
Пока Игорь над ней наклонялся, а Пенни предлагала свой невинный рот, Маркус, даже не прикладывая своему жесту особой силы, одной рукой оттолкнул Игоря назад. В то же самое время, другой рукой прижал Пенни к себе и поцеловал сам.
Это не был поверхностный или кроткий поцелуй. Произошло глубокое погружение, вторжение до её нёба, с битвой языков. Пенни почувствовала своё тело, как будто сделанное из мягкого хлопка и раскалённой лавы. Слышала вокруг себя гул голосов, но это было, как если бы жизнь отгородила всё вокруг скобками. Она не могла замечать ничего другого, чувствовать что-то другое, желать другого. Так что, в одно мгновение, даже испытала страх быть оставленной, который у всех на глазах вырвался стоном. Этот поцелуй не был просто поцелуем. Он произошёл как яркое проявление любви.
Но Пенни понимала, что это не была любовь. Она прекрасно знала, что Маркус просто проявил себя, подобно вожаку стаи, который не позволит какому-либо ведомому приблизиться к своей женщине, наказывая унижением и разрушая её. Она знала, что он не сильно беспокоится о ней и поцеловал её, как поцеловал бы миллион других. И что никогда бы он не поцеловал её, как целовал Франческу – не только с языком, но и с сердцем. Но в любом случае, для данного момента, её это устраивало.
Когда поцелуй закончился – потому что: к сожалению, закончился – Пенни осознала что все, действительно все, смотрели на неё, в том числе и Мордехай, который появился неизвестно откуда, с улыбающимся и немного мутным взглядом, как если бы он до этого момента пил по-чёрному.
Тогда Ребекка, которая не смирилась с тем, что не она являлась центром внимания – объявила об окончании
